head… Vabandage…
– Что вы сказали? – переспросил Бондарь.
– По-русски: всего хорошего, – откликнулась Ингрид, возобновляя движение. – Good luck – по-английски.
– А второе слово?
– Sorry…
Ветер подхватил ответ и унес в неведомые дали, но Бондарь успел расслышать. И, оставшись один, он задумался: а за что, собственно говоря, извинилась Ингрид? Если таинственная невеста Виноградского намерена сделать какое-то чистосердечное признание, то она вправе рассчитывать на благодарность, а не на осуждение. Если же ее поездка является лишь поводом для того, чтобы улизнуть, то нужно ждать подвоха. В чем он может заключаться?
Необходимость строить догадки отпала одновременно с появлением серебристого джипа, выпрыгнувшего из-за песчаной дюны, как чертик из табакерки. Он остановился на таком расстоянии, что различить его номерной знак было невозможно. Сколько человек притаилось за тонированными стеклами и как они выглядели, Бондарь так и не узнал.
Из распахнувшейся задней дверцы выскочили отнюдь не люди.
– Ни хрена себе, – прошептал Бондарь, озираясь в поисках подходящего укрытия.
Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось только бескрайнее море и песчаный пляж, вылизанный ветром. Да еще небо, искать спасения на котором офицеров ФСБ не приучили. Так что никакого укрытия не было. Лишь стремительно надвигающаяся опасность, встретить которую предстояло лицом к лицу.
Глава 13
В любви все возрасты проворны
Хуже нет, чем ждать и догонять, решила Вера Савич, привыкшая сначала действовать, а потом уж сокрушаться по этому поводу. Прокравшись в спальню, пропитанную несвежим старческим дыханием, она постояла немного на пороге, неприязненно разглядывая похрапывающего Виноградского. Его седые патлы, разметавшиеся по подушке, напоминали лохмотья паутины, а разинутый рот вызывал непреодолимое желание плюнуть туда и стремглав броситься наутек, как если бы это была нора какого-то кошмарного паука-птицееда.
Давно уже люди не вызывали у Веры такой ненависти и такого отвращения. Профессор был противен ей, как вредоносные бактерии, которым он посвятил свою жизнь. Она бы не удивилась, если бы увидела их невооруженным глазом. Например, копошащихся во рту спящего, подобно опарышам в выгребной яме.
Передернувшись, Вера скользнула взглядом по комнате. Ее глаза остановились на круглом зеркальце, тускло мерцающем на низком пузатом комоде справа. Протянув руку, Вера смахнула его на пол и тут же отпрянула. Дверь в спальню закрылась одновременно со звоном осколков. Сделав несколько бесшумных скачков, Вера на цыпочках вернулась за кухонный стол и поднесла к губам чашку с остатками остывшего кофе.
– Ингрид! – жалобно прокричал Виноградский из спальни. – Ты где, Ингрид?
Он позвал невесту еще несколько раз, перейдя на эстонский язык, но Вера не откликнулась. Наконец, встревоженный хозяин дома вышел из спальни и, шаркая ногами, притащился на кухню.
– Разбилось, – сказал он вместо приветст�