Театр абсурда. Germika

что говорила и делала, во мне всё закипало от злости и бессилия, я хотела, чтобы Герман провалился ко всем чертям.

      Он скинул тарелку с кровати, схватил меня за волосы и потащил в комнату отдыха. Толкнул на диван и сказал: «Она ваша». Наклонился и шепнул: «Приползёшь ко мне на коленях, будешь молить о пощаде, я тебя, может быть, пожалею». Три дня я жила в комнате отдыха и была игрушкой для всех желающих. Лишь один из них, Пётр, не трогал меня. На четвёртый день, воспользовавшись тем, что никого рядом не было, я, шатаясь, пошла в направлении каюты Германа. Он сидел за столом. Увидел меня, ухмыльнулся и сказал: «Выйди в коридор и ползи на коленях». Удовлетворённый, он закрыл дверь каюты на ключ, подошёл ко мне вплотную, снял штаны. Всё было, как в тумане. Мне было всё равно, что делать, лишь бы кто-то пожалел меня, чтобы я, наконец, была в безопасности. Как бы странно это не звучало, единственный гарант моей безопасности на этом корабле – Герман. Значит мне нужно сделать так, чтобы он не злился. Помню, когда всё закончилось, он перенёс меня на кровать, накрыл одеялом, лёг рядом и смотрел какое-то кино. Я спала. Просыпалась, вскрикивала, он гладил меня по голове и я снова засыпала. Поспала сутки, потом Герман разбудил меня, сказав, что надо поесть. Я села, выпила приготовленный для меня кофе, поела и легла.

      Врач нужен?

      Кажется нет.

      Кажется? Давай я тебя осмотрю.

      Ты врач?

      И врач тоже я.

      Тогда не нужен.

      Нужен. Не суетись. Я должен убедиться, что всё в порядке.

      Да, всё в порядке.

      Я всё же осмотрю тебя.

      Есть другой врач?

      Вообще-то да. Зовут его Пётр. Отвести? Только без глупостей.

      И мы пошли. Пётр настоял на том, чтобы Герман вышел. Осмотрел меня и сказал: «У тебя всё в порядке, но Герману я скажу иначе. Останешься здесь». Пётр вышел, сказал пару слов Герману. Разговаривали на повышенных тонах и я поняла, что Герман против. Пётр с Германом зашли вместе. Герман жестом показал мне, чтобы я вставала и шла за ним. Я встала, посмотрела на Петра и вышла вслед за Германом. С этого момента его словно подменили. Он был заботлив, кормил меня, рассказывал интересные истории и больше не трогал меня. И вот что странно – я всё чаще присматривалась к нему, размышляла о том, что у него на душе. Мне было бы понятно, если бы он вёл себя так же, как до этого, но он был мил и заботлив и это пугало меня, я не знала, что делать с этим, мне казалось, что у него на уме что-то дурное. Мне хотелось спросить его, но я боялась разозлить его, боялась и в то же время так мне было бы спокойнее, я бы знала, что у него на душе, о чём он молчит и чего мне ждать. Так мы доплыли до острова.