служебного входа. Спустя минуту гардеробщица услышала из зала новый удивленный вздох публики. Она не могла видеть, как кандидат в гроссмейстеры подошел к своему столику, и, не делая хода, произнес, обращаясь к противнику:
– Предлагаю ничью!
Маститый игрок со злостью ответил:
– Нет, поздно! Теперь я играю на выигрыш!
Саша вздохнул, записал на бланке ход гроссмейстера, наклонился вперед, подпирая подбородок скрещенными руками и надолго задумался. Его ответный ход был очевиден, но он почему-то не делал его. Никто из зрителей даже и близко не догадывался, какие мысли сейчас бродят в голове юноши. Под мерное тиканье шахматных часов Саша Савельев вспоминал…
…Я даже не знаю, почему это произошло. Мой маленький счастливый детский мир обрушился в одну секунду. Папа и мама. Самые дорогие люди в мире. Самые мои родные. Как я вас любил, это никто не может представить. Вы оставили меня в машине на заднем сидении, заперли двери и пошли в магазин купить мне мороженого. Было жарко, я начал капризничать и просить мороженое еще полчаса назад. Магазин находился на другой стороне дороги, и вы пошли вперед, чтобы пересечь ее по пешеходному переходу. Вы не видели, как сзади на огромной скорости несется машина красного цвета. Перед вами остановился грузовик, чтобы пропустить пешеходов на зебре, а машина цвета вашей крови вильнула влево, не сбавляя ход. От удара вы, мои мама и папа, взлетели вверх и в сторону, попали на капот белой машины встречной полосы. Эта машина стала тоже красной, потом она вильнула вправо, врезалась в большую фуру и загорелась. Вы упали под фуру, которая раздавила вас как танк гусеницами. Но, наверное, вы уже не чувствовали боли. Я не мог прийти вам на помощь, двери были заперты, а выбить стекло мне не удалось. Мне было всего пять лет, слабенькие руки, а стекло крепкое.
Потом я смотрел, как останавливались машины, люди сбегались к белой машине и фуре. А красная, которая вас убила, она уехала прочь. Но я помню ее, до мельчайших штрихов и подробностей, у ней сзади был разбит левый стоп-сигнал, а на приспособлении, называемым форкопом, напялена голова клоуна в желтом колпаке. И номер я запомнил. Но не мог его назвать, произнести спустя двое суток, когда меня наконец-то заметили случайные прохожие, жители этого места, где все произошло. Я забыл, как это делать – говорить.
Оперативный дежурный отделения полиции маленького городка в Подмосковье ленивым жестом снял телефонную трубку. Зевнул, прикрывая ладонью рот с желтыми прокуренными зубами. Сонным голосом произнес:
– Капитан Козлов слушает…
На другом конце провода раздался взволнованный женский голос.
– Товарищ капитан! Это говорит продавец из магазина продуктов! На улице Стаханова, 23. У нас тут недалеко стоит машина. Уже два дня. А внутри нее сидит маленький мальчик. Я подходила, смотрела. Спрашивала, как его зовут? Он не отвечает. Машина заперта!
– Ну и что? Родители оставили, скоро придут и уедут… – вяло ответил Козлов, а про себя подумал: