первых чинов двора». Надзор за порядком преподавания был настолько слаб, что некоторые учителя совсем не ходили в классы. Особенно грешили этим учителя английского языка. Один из последних, некто Руммель, никогда не появлялся на утренние уроки. Один из учителей французского языка читал кадетам, вместо своего предмета, лекции по политической экономии, сообщал политические новости и даже обучал желающих латинскому и итальянскому языкам. Отношения между учителями иногда были крайне враждебными, и они переругивались между собой, совершенно не стесняясь воспитанников. Так, преподаватель французского языка, притворив дверь в соседний класс, кричал учителю немецкого языка: «Белоус, синеус, красноус, черноус». Тот не оставался в долгу и кричал в ответ: «Пудель ты итальянский, французская собака ты проклятая», – и, вскочив с места, бросался к двери. Преподаватель русского языка ограничивался заданием тем для сочинений и не умел внушить кадетам основных правил грамматики. Состав корпусных офицеров, по-видимому, значительно улучшился по сравнению с концом XVIII века. Завалишин указывает, что учение и поведение воспитанников, так же как и определение старшинства, офицеры оценивали нелицеприятно и справедливо. Были, однако, в числе офицерского состава корпуса комичные фигуры. Завалишин упоминает одного полковника из «гатчинских», т. е. переведенного Павлом Петровичем из гатчинских батальонов, который при переименовании корпусных чинов из военно-сухопутных в морские получил чин по флоту, несмотря на то, что «едва знал грамоте». В его глазах главной заслугой воспитанника было носить собственное платье, а особенно сапоги. Контрастом этому полковнику был ряд замечательных людей, как, например, князь Сергей Александрович Ширинский-Шихматов, по определению Завалишина, человек «высокой добродетели». С. А. Ширинский-Шихматов, так же как и брат его, Павел Александрович, были во всех отношениях высоким примером порядочности и нравственности для своих воспитанников. Давыдов и Подчерков были «по учености замечательны» и пользовались уважением кадет. По временам происходили корпусные «бунты», обыкновенно из-за дурной пищи. Кадеты мычали, топали ногами и стучали ножами. Эти бунты завершались бомбардировкой эконома (заменившего гофмейстера в управлении хозяйственной частью корпуса) шарами из жидкой каши, завернутой в тонкое тесто из мякиша.
Обычай прислуживания младших воспитанников старшим претерпел значительные изменения по сравнению с концом XVIII века. В числе обязанностей младших считалось идти в другую роту с запиской или поручением, в то время как чистка сапог, платья и пуговиц выполнялась только желающими в обмен на предоставляемые им льготы. При этом право требовать этих услуг предоставлялось только старшему выпуску, и то по отношению кадет только, а не гардемарин. В числе спорных пунктов корпусного обычного права считались претензии старших гардемарин подчинять младших тому же порядку, что и кадет. Впрочем, Завалишин говорит, что спор по этому