три часа после этого визита. Незримый оказался милостив к несчастному и забрал его во сне.
Страх был странный. Он не поднимался изнутри, не рождался глубоко в сердце и не заставлял его глухо стучать в горле. Напротив, он приходил снаружи, извне. Сжимал голову холодным обручем, стискивал горло, хватал за руки и тяжелыми кандалами повисал на ногах, мешая двигаться. Он напоминал ворох сырых ветхих тряпок: вроде бы и поддавался, уступая воле, но клочьями упрямо лип к коже и одежде и терпеливо ждал малейшей слабины или ошибки, чтобы спеленать и задушить своей хваткой.
Страх грыз ребра и пытался добраться до сердца, но вцепиться в горло пока не рисковал. Сидел на плече и тихонько нашептывал: «Ты не сможешь отсюда выйти. Ты смертный, ты обречен. Не стоило соваться туда, где живому нет места: живое к живому, а мертвое – к мертвому. Ты тоже почти уже мертв. Стоит ли так цепляться за жизнь? Разве есть в ней что-то стоящее, разве она тебе нужна? Ведь дальше будет только хуже…»
Он, не отвечая, шел вперед и старался не слушать подлый шепоток. Страх умеет быть убедительным, и лучший способ борьбы с ним – сделать вид, что его нет. Единственный доступный сейчас способ.
А внутри страха не было. Кому нечего терять – тому и бояться нечего.
1400 год от Великого Раскола, первый месяц осени
Кирмил, столица Рубера
Осень – время урожая. Время пожинать плоды того, что брошено в землю весной.
«Посеешь ветер – пожнешь бурю», – гласит пословица, и прошлый год полностью подтвердил старое изречение. А в этом… В этом году ветви плодовых деревьев клонились к земле под тяжестью своих детей, а колосья стояли жирные, тугие, будто отлитые из полновесного золота. В этом году боги оказались милостивы к своим непутевым детям, и у едва начавших оправляться от потрясений людей появилась надежда пережить будущую зиму.
Еще весной мало кто всерьез мог поверить, что война закончится. Казалось, это моровое поветрие не успокоится, не разрушив все города и не втоптав в грязь всех живущих, но…
Сейчас о порядке тоже только мечталось, но он уже не казался недостижимым. Еще бесчинствовали в иных городах банды, еще боялись люди выходить на улицу не только ночью, а даже днем, но уже появилась власть. Та, что кропотливо собирала в свои руки все ниточки и подобно хорошей хозяйке, вселившейся в новый дом, тщательно и систематически выметала и выскребала из всех углов пыль, грязь и оставшиеся от прошлых жильцов воспоминания.
Столица оправлялась быстрее всех. Она уже начинала потихоньку походить на себя прежнюю. На некоторых улицах ночью опять загорались фонари, появились дворники, пекарни начали дышать на прохожих свежей сладкой сдобой, и прохожие эти, закрывая глаза, вдруг представляли, что вернулись в прошлое. Сытое, тихое, стабильное прошлое.
Уже давали балы, уже рассылались приглашения на званые ужины и обеды. Во многих таких приглашениях стояли новые имена, да и вечера отличались сдержанностью