и заканчивая дулом пушки. И хорошо, если дуло будет от танковой пушки, а не от гаубицы…
– Почему? – тупо поинтересовался Петро.
– Потому что в отличие от современного, гладкого на выходе танкового орудия гаубица имеет дульный тормоз.
Перед глазами Москалюка возникла гаубица Д-30 с массивным железным набалдашником на конце ствола, и его передернуло. Он посмотрел в невозмутимое лицо хирурга и увидел у того в глазах веселые искорки, пляшущие в каком-то неуловимом обидном танце.
– Я могу идти? – сухо спросил Петро.
– Да, – ответил врач и опустил глаза вниз.
Как только Москалюк закрыл за собой дверь, в оставленном им помещении раздался взрыв хохота. Петро, шагая по коридору, долго слышал звуки смеха, долетавшие из кабинета хирурга. Он думал о том, что эстонцы на самом деле совсем не флегматики. Но этот факт был нейтральным и никакого отношения к дальнейшей судьбе Петро не имел…
Эйфория Евромайдана, захватившая Петро, была ни с чем не сравнима. Она ассоциировалась с чувством полной свободы, ворвавшейся в то место человеческой сущности, которое называется душой. Теперь стало модно орать какие угодно лозунги, костерить русских (которые совсем недавно были братьями), евреев, поляков, вообще всех, кого надо и не надо, в том числе и эстонцев. И совсем не стоило ради свободы колоться, курить и нюхать наркоту, что делало большинство соратников Москалюка. Ему и без этих вечных атрибутов любой революции было хорошо.
Дни, проводимые на Евромайдане, совершенно не походили на будни ассенизатора, обслуживающего скучный немецкий городок. И Петро был рад каждому следующему утру, сулившему массу новых впечатлений. Пока не начали стрелять…
Пуля, выпущенная неизвестным снайпером, пробила навылет голову одного из товарищей Москалюка и, чиркнув о бетонный столб, срикошетила прямо в левую половину американского флага, распластавшегося на заднице Петро. Соратник погиб – героям слава! Да и зад не сильно пострадал. Пуля, потеряв из-за двух предыдущих препятствий убойную силу, застряла в мягких тканях ягодицы. Но Петро беспокоило то, что пока он валяется на койке в одной из киевских больниц, революция происходит без его участия!
Нет, он не думал о том, что при дележе власти ему не достанется какой-либо ее кусок. Он просто хотел быть элементом действия, в процессе которого бурлит кровь и адреналин заставляет самые обычные человеческие уши пыхтеть паровозным паром.
Правда, не раз в своих мыслях Петро представлял себя мудрым политиком. И с высоты своего положения изобретал новые законы, которые смогут сделать украинцев счастливыми и богатыми. Но в глубине души Москалюк все-таки понимал, что не относится к породе лидеров и потому при любом раскладе он останется неким своеобразным пазлом, необходимым только для того, чтобы собрать нужную кому-то картину из таких же маленьких элементов, всегда существующих в роли расходного материала. И эта мысль все равно выглядела обнадеживающей, потому что давала повод надеяться на лучшее. Ведь свежая, только что созданная картина сможет изменить