запретив выходить из дома (оба болели, подхватив грипп). Когда я вернулась, выяснилось, что денег почему-то нет, и на что они их потратили, мальчишки не помнили, хотя уверяли, что из дома не выходили. Я не поверила и проверила их обувь. Ботинки были сухими и чистыми. Выходит, заказывали что-то на дом? Я проверила мусорную корзину, но не обнаружила ни коробок от пиццы, ни другой тары из-под быстро доставляемых продуктов. Допрос с пристрастием результатов тоже не дал. Все, чего я добилась, были мутноватые заполненные слезами взгляды, чихание и всхлипывания, что я их совсем не люблю.
Потом меня вызвал шеф и устроил скандал. Из типографии ему тоже успели позвонить, что меня крайне удивило. Раньше все эти вопросы решала я, кто успел проявить инициативу, я не знала и от того чувствовала себя не лучшим образом. Я огрызнулась, что в час ночи очень тяжело увидеть все ошибки на полосе, которую правили и верстали целую неделю. Бывает, что журнальные полосы настолько часто мелькают перед глазами, что ты не увидишь на них даже слона в розовую крапинку, если тот вдруг решит прогуляться между строчками и абзацами. Шефу мое настроение и речи не понравились и он начал биться в истерическом припадке.
Я стерпела. По опыту знаю, что лучше дать ему выкричаться, тогда есть шанс, что он отстанет очень быстро.
В итоге на обед я ушла с десятиминутным опозданием. Выловить по телефону Ирусика и пригласить откушать столовских харчей не представлялось возможным. На всякий случай, я уже в пути позвонила ей на сотовый и на домашний. Домашний не отвечал, а мобильный вообще был выключен. Надеюсь, что Юлька не будет сильно возмущаться. Я представила, как она сидит в пиццерии и злится, что нас нет. Особым терпением она никогда не отличалась.
Оказалось, что я переживала напрасно. Юльки в пиццерии не было, хотя она все равно не успела бы пообедать и уйти. Я набрала ее номер, но не дождалась даже гудков, когда увидела ее в дверях. Юлька отрешенным взглядом осмотрелась по сторонам, не заметив меня. Я помахала ей рукой.
Разговор протекал вяло. Я чувствовала, что Юльке не терпится мне что-то сказать, но она молчала, хмуро пережевывая пиццу и дергая плечами.
– Чего ты? – встревожилась я. – Опять Пашка твой?
Юлька отрицательно помотала головой.
– Я потом тебе скажу. Ты сама бывшая журналистка, так что вряд ли тебя это сильно шокирует, а вот лишить аппетита может запросто.
Это заявление меня заинтриговало. Я одним глотком проглотила оставшийся кофе и дожрала остаток пиццы. Юлька выглядела совершенно несчастной.
– Не томи, – попросила я. Юлька тяжело вздохнула и полезла в свою сумочку. Вытащив оттуда какие-то свернутые вчетверо бумаги, она сунул их мне.
– Зрелище преотвратное, так что если у тебя слабый желудок, лучше не смотри, я на словах объясню.
– Что там? – испугалась я.
– Покойник. Точнее, покойница. Менты сегодня прислали в газету, вдруг кто опознает.
– Блин, тебе делать больше нечего, только фото покойников в сумке таскать, – разозлилась я. Юлька вдруг