убежища. И ничего не делать. Просто жить: дышать и смотреть. Для разнообразия выкинуть номер, накачать губы идиотским гелем или заняться акварелью.
Мы подъехали к Любиному дому, таксист выгрузил мой чемодан. Люба расплатилась. Конечно, не вилла Клаудии Шиффер, но тоже красота. Дом с открытой верандой в глубине. К нему ведет дорожка, по обеим сторонам которой пятна газона, обрамленные цветущими кустарниками, цветами всех колеров. Цветов – море, как на кладбище в урожайный день.
Не иначе как за сравнение с кладбищем я едва не поплатилась – первый (по порядку) раз чуть не погибла.
Прямо передо мной с неба упал снаряд. Чудом не задел. Я взглянула вверх. Двадцатиметровый ствол кокосовой пальмы, наверху гроздь орехов. Один метил мне в голову. Кокосовый орех в оболочке, размером с хороший арбуз и твердости необычайной, килограмм восемь, упал и даже не треснул.
– Е-если бы-бы, – заикалась я от испуга, – попал по башке, я бы по грудь в землю ушла.
– Не-а, – не согласилась Люба. – Просто голова бы раскололась.
– Хорошенькая перспектива! Ты зачем их тут насажала? С противниками расправляться?
– Это моя гордость! Кокосовые пальмы у многих есть, но только у меня орехи вызревают. Поэтому и вилла называется «Кокосовый орех».
– Скольких твои орехи уже прикончили? Ты знаешь, что по крепости они как пушечные ядра? Распространялись по тропикам вплавь. – Из меня стали выскакивать сведения периода преподавания в ПТУ. – Буря смоет, в океан унесутся, месяцами болтаются, даже морская йода в них не проникает! Выбросит на другой берег, они приживаются.
– Ты, Кирка, – похвалила Люба, – как была умной, так и осталась. Хуан!!! – завопила она неожиданно во все горло. – Хуан! Где тебя черти носят?
– Си, сеньора!
На дорожке показался загорелый юноша лет восемнадцати. Босой, единственная одежда – шорты.
Молодой стройный Адонис испанской масти.
Они заговорили на тарабарщине. На смеси языков, из которых мое ухо улавливало только русский.
– Тра-ра-та-ра-та дурак! – бранилась Люба. – Ри-туру-ту-ру, моя подруга Кира. – Она размахивала руками, показывая то на меня, то на упавший орех, то на гроздь, висящую на уровне третьего этажа. – Тур-мур-пур тебя, козла, первого убьет.
– Ка-на-ва-па-па я ноу дурак, – отвечал Хуан, – туму-ру-пу, добро жаловать, сеньора Кьирья. – Поклон в мою сторону. – Ле-ме-пе-ве я не козел, лу-ку-ни-фу, обоймется, сори, обойдется!
– Неси чемоданы в дом! – на чистом русском гаркнула Люба, строго указала на крыльцо и повернулась ко мне. – Как тебе это нравится? Он утверждает, что ветер все равно сбросит, он, видите ли, сводку читал! А кому я лестницу специальную покупала?
– Не знаю кому. Кто такой Хуан?
– Как бы садовник и вообще по дому. Ты не представляешь! Свет не видел таких ленивцев! Я каждое утро беру дубинку и гоню его на работу. А этот жеребец только о девицах думает. У него их эскадрон!
– Зачем ты держишь плохого работника?
– Они бедные. Мать Хуана, Мария, каждую неделю у меня