Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым
и где имелся один-единственный магазин, – оборачивалась настоящим приключением.
Все это было тривиально до изумления. Посещая другие лекции, я слушал, как Д. Г. Лоуренс проповедует сексуальную революцию, как Норман Мейлер, чертыхаясь, продирается сквозь события Второй мировой. А я все читал и читал про очередную партию в карты. Вот Изабелла с семьей пожаловала домой на Рождество, и целая глава романа состоит лишь из вереницы бессмысленных диалогов – персонажи пересказывают друг другу новости. Сюжет замер и на протяжении более полудюжины страниц не сдвинулся ни на йоту. Да, по правде говоря, во многих фрагментах текста действие как таковое практически отсутствовало. Что-то вроде бы происходило, герои понемногу раскрывались, но ни одно слово, ни один поступок не давали толчка к развитию событий, особенно в том направлении, в котором я ожидал: не было и намека на появление романтического избранника главной героини.
К чему же все эти длинные, бессвязные речи мистера Вудхауса о внуках или целебной овсянке? Вот, например, он разговаривает с Эммой о сыновьях Изабеллы:
– Генри – славный мальчуган, настоящий мужчина, а Джон – вылитая мать. Генри – старший, его назвали в честь меня, а не отца. В честь отца назвали второго, Джона. Кому-то, я думаю, может показаться странным, что не старшего, но Изабелла настояла, чтобы его назвали Генри, чем я был очень тронут. Удивительно смышленый мальчуган. Впрочем, все они на удивление понятливы, и такие милашки! Подойдут, станут подле моего кресла и скажут: «Дедушка, не дадите ли мне веревочку?», а Генри однажды попросил у меня ножик, но я сказал, что ножи делают только для дедушек.
Наверняка Эмма помнила эту историю наизусть. Да и мы ничего нового и полезного из нее не почерпнули. Дети и их сообразительность, так же как их любовь к ножам и бечевкам, не имели никакого отношения к повествованию. И всем уже давно понятно, что общество старого мистера Вудхауса утомительно. Так зачем нам это знать?
Впрочем, словеса мистера Вудхауса ничто по сравнению с монологами мисс Бейтс. Его речи занимали абзацы, ее же – целые страницы. Я сидел в кофейне, окруженный людьми с томиками Кьеркегора и Хомского в руках, и продирался сквозь фрагменты текста вроде того, где мисс Бейтс рассказывает Эмме о письме от своей племянницы Джейн Фэрфакс.
По крайней мере, пытается:
– Ах, вот оно! Я же помню, что оно должно быть где-то здесь, просто, видите, нечаянно поставила сверху рабочую корзинку и закрыла его от глаз, а ведь только сейчас держала в руках и наверное знала, что оно должно быть на столе. Сперва читала его миссис Коул, а когда она ушла, перечла еще раз матушке, для нее это первое удовольствие – письмо от Джейн! – без конца готова слушать, и я уверена была, что оно где-то под рукою, так и оказалось, прямо под рабочей корзинкой, и раз уж вы любезно изъявили желание послушать, о чем она пишет, – но прежде позвольте мне, как того требует справедливость, извиниться за Джейн, что письмо такое коротенькое, всего две странички, и то неполных, –