и видел в них лишь одно: тоскливое свое отражение.
Она доела лимон, и я ей сказал: «Пора», – потому что весь вечер мысли мои были только о Женьке Йонихе. Она это понимала, она вообще была человек понятливый, устроилась у меня в кармане, и мы молча отправились к Лермонтовскому проспекту на трамвайную остановку.
Идея была такая: вдруг Женька правда собрался бежать в Египет. Говорил же он мне об этом сегодня в классе. И про мелочь на трамвай спрашивал.
Верилось, конечно, с трудом. Один, без меня, он вряд ли туда решится. Но проверить вариант стоило.
Остановка была у сквера на углу Лермонтовского и нашей улицы, как раз неподалеку от школы. В скверике светились деревья и тихо прела листва. Деревья светились ровно, а от холмиков лежалой листвы пахло грецким орехом.
Женьки на остановке не было; нигде не было – ни в скверике, на скамейке, ни у ступенек школы, ни дальше, где проспект пересекала Садовая.
Может, Женька уже уехал и сидит теперь под египетской пирамидой, нюхает цветок лотоса или ловит на удочку крокодилов?
Минут двадцать мы решили его все-таки подождать – вдруг появится.
Двадцать минут прошло; в окнах уже зажигали свет, но фонари еще не горели.
Трамваев тоже почему-то было не слышно, и на остановке мы стояли одни.
Я уже собрался идти, как черепаха в кармане зашевелилась и высунула наружу голову.
– Ты чего?
Она не ответила, повела своим черепашьим носом и внимательно оглядела сквер. Я тоже повторил ее взгляд, но интересного ничего не заметил.
Выгоревшие на солнце скамейки, ясени, топольки, вал облетевших листьев – обычный осенний вид.
Человек Лодыгин дышал через свернутый в трубочку тополиный лист. Телескоп был замаскирован под простое березовое полено, а чтобы не отсвечивал окуляр, сверху, на кучу листьев были набросаны донышки от битых бутылок.
Единственное, чем он не мог управлять, – это ветром. Хорошо, что прогноз был тихий, ветер без порывов, умеренный, а судя по вялым тучкам, дождик капать не собирался.
Земля была сырая и теплая, и, чтобы не разморило в тепле, он выбрал себе место пожестче, с колючками пожухлой травы и с точками муравьиных норок.
Объект топтался на остановке; сглатывая тополиную горечь, человек Лодыгин осторожно прибавил резкости и на слух определил время.
Пока все шло как по писаному. Объект крутил головой и продолжал топтаться на остановке.
Человек Лодыгин подумал, а не выкурить ли ему папиросу – если тихо курить в рукав, то дым уйдет под одежду и разжижится в лабиринтах складок.
Он осторожно переместил дыхательное устройство вбок и на его место пристроил белую палочку папиросы. Прикурил от фронтовой зажигалки, улыбнулся – сделалось хорошо.
И тут объект повел себя не по правилам. Обернулся в сторону сквера и подозрительно навострил взгляд.
Человек Лодыгин насторожился. Такой оборот дела его не устраивал.
«Так, – подумал он, разгоняя маховик мысли. – Для начала надо объект отвлечь». И выдохнул через тополиную трубочку маленькую