Одеты всегда одинаково – длинный плащ и шляпа, которые полностью закрывают фигуру, даже в жаркие дни.
Элиза: И часто такое бывало?
Гарден: Я могу припомнить два или три случая. И всегда на улице, при сильном движении. Однажды это произошло, когда я шел рядом с домом, на верхнем этаже которого мыли окна, и один такой остановил меня, попросив двадцатипятицентовик. Вдруг рядом метров с пятидесяти свалился кусок брандспойта. В другой раз в вестибюле отеля я наткнулся на сумку и пропустил лифт, который застрял между этажами. Это все наблюдатели.
Элиза: Их слежка всегда помогает? Они вас охраняют?
Гарден: Да, всякий раз, когда меня пытаются сбить машиной или расстреливают мой дом. (Тихо.) Я пришел к мысли, что люди, пытающиеся убить меня, появляются одновременно с теми, кто хочет стать мной.
Элиза: Том, я вас плохо слышу. Вы сказали, люди пытаются стать вами?
Гарден: Да. Люди пытаются войти в мою жизнь, чтобы жить, вытеснив меня.
Элиза: Я не понимаю. Вы говорите о других личностях, которые пытаются разделить с вами ваше тело?
Гарден: Ничего подобного. (Зевает.) Ладно, я пошел. Уже четыре, а я отыграл три полных сета. Для компьютера у тебя прелестный голос. Может быть, я позвоню еще.
Элиза: Том! Не вешайте трубку. Мне необходимо знать…
Гарден: Я сейчас упаду и засну прямо в телефонной будке. У меня есть твой номер.
Элиза: Том! Том!
Отбой.
Том Гарден отодвинул засов и открыл дверь. Запах Атлантики ударил ему в ноздри: мидии, водоросли и черная грязь прилива – смесь бензина и гудрона. Том провел длинным пальцем по запотевшему стеклу кабинки и извлек несколько нот, случайно сложившихся в мелодию: ми бемоль, восходящее трезвучие к ля, фиоритура.
Гарден слишком устал, чтобы продолжать дальше. Он вышел из будки и направился к тротуару. Асфальт был влажным, и, когда он пошел, стараясь не ступать в лужи, кожаные подошвы башмаков тут же начали хлюпать.
В этом городе, в этом веке, даже в районе, где жили всего шесть миллионов человек, шум не стихал никогда: подземка грохотала в туннеле, вращались патрульные антенны, дорожная сеть давала знать о себе гудками. Слабые звуки перемешивались со случайными шумами: где-то открыли окно, где-то замяукала кошка, за два квартала отсюда разворачивалось такси.
Случайные звуки. Случайные тени. Том Гарден привык к фоновым шумам. Направляясь домой вдоль Мейн-стрит в Манхассете, он расслышал шаги – не эхо его собственных шагов, отраженное от мокрых зданий, и не шаги человека, возвращающегося домой. Они следовали за ним, звучали, когда он шел, и стихали, когда он останавливался.
Несколько раз он оборачивался. Ничто не двигалось. Ничто не прекращало движения.
Гарден уловил в воздухе нечто, похожее на запах, но не запах. Он проверил, нет ли опасности сзади: страха, нехороших мыслей, стальных игл в тумане.
Никто себя не обнаружил.
Он простоял еще секунд десять. Глядя на него, можно было подумать, что он испуган и растерян. В действительности он хотел услышать