место для остановки и аккуратно съехал на обочину, заглушив двигатель. Я снова обернулся, надеясь, что она объяснит ситуацию, и услышал все тот же шепот:
– Мистер Хилл, сядьте рядом со мной, пожалуйста.
Предположив, что ей нужно сказать мне что-то по секрету и не хочется, чтобы водитель подслушал разговор, я вылез со своего места, открыл заднюю дверь и сел. Как только я устроился, миссис Кеннеди велела водителю трогаться, и мы вновь выехали на дорогу.
– Миссис Кеннеди? Что случилось?
Ехидная улыбка делала ее похожей на озорного чертенка.
– Можно попросить у вас сигарету, мистер Хилл?
И это все? Я никогда не видел ее курящей, поэтому такая просьба меня несколько удивила.
– Прошу, – с улыбкой ответил я, потянулся к пачке «L&M» в кармане пиджака и достал сигарету. Она мотнула головой и сказала:
– Не могли бы вы прикурить?
Я сунул сигарету в рот и достал из кармана зажигалку. Пощелкав колесиком, я поджег кончик, затянулся и передал горящую сигарету первой леди. Зажав цилинрик между указательным и средним пальцами, она глубоко затянулась, и я понял, что курит она давно и с явным удовольствием.
– Большое спасибо, – игриво усмехнулась она.
Водитель вез нас в Миддлбург, и мы с миссис Кеннеди говорили обо всем: от здоровья детей до отношений секретных агентов с другим персоналом Белого дома, наслаждаясь каждый своей сигаретой. Она вела себя как подросток, который знает, что делает что-то запретное, – в какой-то момент я почувствовал себя соучастником настоящего преступления.
Этот тайный ритуал вскоре стал обязательной частью наших совместных поездок и первым из множества маленьких секретов, которые мы с ней хранили.
Глава 5
Путешествия с миссис Кеннеди
С февраля 1961 года миссис Кеннеди начала проводить практически каждые свободные выходные в Глен-Ора. Президент прилетал туда на вертолете в субботу и улетал вечером воскресенья. Поля и холмы размокли к весне, так что кататься на лошадях и охотиться пока что было нельзя, и миссис Кеннеди вместе со мной ездила на ферму Футов, где пыталась урвать хоть немного времени для езды верхом. Так и проходили наши дни: Миддлбург, Миддлбург и еще немного Миддлбурга. В начале марта мы разок съездили в Палм-Бич, но все остальное время первая леди проводила в седле. Она обожала лошадей до умопомрачения. Даже я, хоть и не ездил, порой чувствовал некое неудобство в филейной части, обеспокоенный ее любовью к верховой езде.
В то время ее любимцем был Ирландец. Она подходила к уже взнузданному и готовому к прогулке мерину, ласково чесала его за ушами и долго-долго смотрела прямо в глаза, поглаживая длинную шею животного. Иногда она принималась что-то нашептывать коню, и тот отвечал коротким ржанием, кивком головы или фырканьем, заставляя ее невероятно заразительно смеяться. Я наблюдал за ними издалека и видел, какую чистую, незамутненную радость приносило ей общение с лошадью. Казалось, что они и вправду разговаривают о