волной…
Когда что-то внешнее – побрякиванье ли шпор, сытый смех за кустами, мимолетно брошенная скабрезность, цоканье копыт, щелканье кнута, скрип петель, кошачий визг, гудки, музыка с пароходов – разъединяло их, отделяло друг от друга, все внутри сжималось, уходило в раковину, как улитка, хоть руки и тянулись, пальцы сцеплялись в отчаянии.
Твой милый образ незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда.
Да, оба они уже знали, что их любовь обречена. С достаточной трезвостью профессионала он видел впереди ссылки, этапы, подпольное существование, скудные рубли революционера. Они не имеют права на счастье, ибо…
«…Каждый из нас обязан быть готовым во всякую минуту с другими себе подобными кинуться туда, где сделана самая крупная брешь», – так он писал брату, уверенный, что брешь вот-вот будет пробита.
Столько лет прошло! Легкий запах парижских духов словно подчеркивает зыбкость этого счастливого оцепенения. Снова произошло немыслимое, они вместе. Когда другие женщины, красивые, гордые, милые, жалкие, появлялись в его жизни, ему казалось, что теперь-то он забыл свою избранницу навсегда! Всякий раз он говорил себе: «Кончено, с Любой покончено, она забыта навсегда». Много лет он внушал себе эту мысль, пытался обмануть себя, но судьба, оказывается, готовила им новую встречу.
Они встретились уже в том возрасте, когда знают, как недолговечно счастье, но пусть… пусть нельзя его удержать, зато она теперь с ним, и ее-то он удержит, со всей ее усталостью и памятью о прежних мужьях, с ее детьми, с ее обидами и робкой надеждой.
Дверь ложи чуть приотворилась.
– Леонид Борисович, вас к телефону со станции…
В директорской приемной он снял с рычага рожок микрофона. В наушнике слышался знакомый хрипловатый голос.
– Козеренко?
– Я, Леонид Борисович, вас здесь ждут.
– Кто?
Последовало короткое, но для Красина вполне красноречивое молчание, и Козеренко произнес:
– Приехал гость из правления фирмы.
«Касьяну или Игнату не ко времени. Значит, кто-нибудь повыше», – молниеносно подумал Красин.
Он вернулся в ложу, склонился к Любови Васильевне и тут заметил какой-то мгновенно промелькнувший лучик, – это блеснул монокль жандармского подполковника, взглянувшего на него из ложи напротив.
– Люба, меня вызвали на станцию, – достаточно внятно для соседей сказал Красин. – Там что-то случилось в котельной. За тобой заедет Козеренко или я сам, если управлюсь…
Он выпрямился и посмотрел через зал. Незнакомый подполковник с бесцеремонным, но доброжелательным любопытством разглядывал его. Знакомый же полковник Караев сердитым шепотом как бы пытался отвлечь соседа от такой неучтивости.
«Видно, столичный гость», – подумал Красин и быстро вышел из ложи.
Возле театра он разыскал свою коляску. Верный его оруженосец Дандуров покуривал трубочку, сидя на козлах.
– На станцию, Георгий, и побыстрее!
Он