вою задницу", о чем позже в лучшем случае предпочитаем промолчать, а в худшем выплеснуть эмоции ненормативной лексикой, обойтись мы не сможем точно.
Они и начались с рассвета, когда солнце только-только оторвалось от горизонта, а Уазик сполз с ведомственного асфальта в колеи проселка, заполненные тысячекратно перемолотой, перелопаченной колесами машин пылью. Причем ее столько, что ступи ногой – субстанция расступится, словно вода, кое-где может и в сапог влиться через верх голенища. Ну а в кабине машины ее всегда предостаточно, и говорить не стоит.
Долго тряслись по этой безнадеги, пыль глотая и слаженно дергаясь на колдобинах и ухабах, очень надеясь не травмировать шею или еще какую часть тела. Пересекали холмистое предгорье, и пока дорога была приемлемой. По крайней мере для меня как геолога, который точно по таким ежедневно наматывал десятки километров, добираясь на работу в поле. Попутчики так не считали. И если Михаил, опер местного отделения милиции, только тяжко вздыхал, делая паузы между такой демонстрацией негативных эмоций все короче и короче, то рядовой этого же отделения, наш шофер, что-то непереводимое бормотал вроде как для себя, но все чаше бросал в мою сторону отнюдь не ласковые взгляды. А для этого ему приходилось здорово крутить шею – я-то сидел на заднем сиденьи.
Слава богу, впереди все масштабней вырастали громады горного массива, которому в наших планах отводилась главная роль. Горы это горы, и если до и после них с нашего проселка были отвороты в сторону, объезды и возможность проехать по бездорожью, то в них самих проезд единственный, в одну колею. И даже не для всех транспортных средств – по крайней мере легковым делать нечего.
Место, которое невозможно объехать, нам и требовалось. Но среди гор оно не устраивало – в нужную сторону, в данном случае вперед, не было необходимого обзора, очень для дела важного. Поэтому горный массив, шириной всего пять-шесть километров, мы заранее запланировали пересечь, где-то на его окончании, откуда хорошо просматривается простирающаяся далее равнина, и устроиться.
Наконец въехали в узкую щель, рассекающую первую горную гряду почти до подножья. Дальше проселок запетлял в хаосе скал, сорвавшихся со склонов глыб, заросших кустарником ям и промоин. Шофер еще крепче вцепился в руль, остальные ухватились руками кто за что смог, потому что под колесами теперь было сущее безобразие, назвать которое дорогой можно с большой натяжкой.
"Hу и местечко!" – не сдержался Михаил, – “И как это вы каждый день по таким буеракам катаетесь? Душу же вытряхивает!"
По буеракам, положим, геологи не катаются, нет надобности. Когда машина в твоем распоряжении и есть время, всегда найдется подъезд к нужному месту получше. Есть же поговорка: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет – ее мы всегда и придерживаемся. Но отвечать Михаилу не пришлось, водила это сделал за меня:
"Здесь не только душу – машину на запчасти растряхивает! Не дай бог сломается что! Как домой выбираться будем?"
Понятно, в мой адрес: завел людей черт те куда, и какому дураку кроме нас это нужно! Но Михаил меня поддержал:
"Ладно, не бухти!" – это он шоферу, – "Не на прогулке, по делу едем!” Обернулся назад: "Скоро на месте будем? Размяться пора, все тело как чужое!"
"Еще чуть-чуть, минут десять", – обнадежил опера; горный массив по моим прикидкам вот-вот кончался. Наконец выскочили на сглаженную седловину последней гряды.
"Стоп!" – скомандовал я, не имея на то права; главным у нас все же Михаил. Шофер послушно мгновенно тормознул. Разом распахнули двери и полезли из кабины – водила и я молча, Михаил с покряхтыванием.
"Слава богу, отмучились", – он глубоко и с удовольствием вздохнул, и тут же устроил приседания, разминая ноги. Шофер же открыл капот машины и непонятно для кого бурча начал ковыряться в двигателе.
"Здесь устроимся", – опер начал оглядываться после физзарядки, – "или ниже спустимся?"
"Можно и здесь", – решил и я с облегчением, проводив взглядом проселок, который от нас устремился вниз на равнину и прямой линией побежал к далекому горизонту, постепенно растворяясь в мареве перегретого воздуха и наконец совершенно исчезая среди выжженной бурой травы, peдких зарослей тамариска и саксаула.
После разминки, обсудив все “за” и “против," чуть ниже седловины, откуда проселок просматривался идеально, мы и устроились. Я – возле небольшего уступа с вертикальной стенкой: можно не только сидеть на камне, но и удобно откинуться на опору спиной. Михаил – рядом, на правом переднем сидении Уазика, которое не поленился отвинтить и протащить до нужного места. Шофер, рядовой милиции, толкался рядом, но машину поставили поперек проселка в двадцати метрах ниже на обратном, в сторону гор, склоне. С равнины ее невозможно заметить до последнего момента, пока не поднимешься на перегиб. А увидев – понять откуда: на дверцах зеленого Уази-ка бросалась в глаза голубая полоса с белыми буквами: "Милиция".
Теперь мы в засаде,в идеально выбранном для нее месте. Единственном, которое невозможно обойти или объехать на приличном пространстве от одного поселка, откуда мы выехали утром, до другого, впереди еще километpax в двадцати. Там,