еду из холодильника и бросил все в мусоропровод. Затем он создал видимость большой трапезы на столе. Такую же картину он сделал во время седьмого и восьмого убийств.
Такой тип поведения поразил Грэхема как нечто сверхъестественное. Воздух в комнате вдруг показался ему более сырым и давящим, чем раньше.
– Вы говорите, что еда после убийства была актом психического принуждения?
– Да.
– Если по некоторым причинам он не чувствовал того принуждения в доме у Линдстром, почему тогда он старался имитировать пиршество?
– Я не знаю, – ответил Предуцки. Он провел рукой по лицу, как бы пытаясь снять усталость. – Это слишком трудно для меня. Очень трудно понять, если он сумасшедший, почему его сумасшествие проявляется по-разному?
Грэхем произнес с сомнением в голосе:
– Я не думаю, что психиатрическая экспертиза сочтет его душевнобольным.
– Повторите еще раз.
– Да, я думаю, что лучшие психиатры, если им не говорить об убийствах, сочтут этого человека более здоровым и даже более рассудительным, чем многих из нас.
Предуцки удивленно моргнул своими светлыми глазами:
– Хорошо, черт возьми, он разделывает десять женщин, и вы думаете, что он не сумасшедший?
– Такая же реакция была у моей подруги, когда я сказал ей об этом.
– Неудивительно.
– Но я сыт по горло этим. Может, он и сумасшедший. Но не в общепринятом смысле. Это что-то совершенно новое.
– Вы это чувствуете?
– Да.
– Психически?
– Да.
– Можете вы объяснить это?
– Сожалею.
– Чувствуете что-нибудь еще?
– Только то, что вы слышали в программе Прайна.
– Ничего нового с тех пор, как пришли сюда?
– Ничего.
– Если он не душевнобольной, тогда должны быть причины для убийства, – задумчиво произнес Предуцки. – Как-то они связаны. Вы об этом говорили?
– Я не уверен, что именно об этом.
– Я не вижу, как эти убийства могут быть связаны.
– И я тоже.
– Я искал взаимосвязь. Я надеялся, что вы сможете что-нибудь ощутить здесь. Из окровавленной одежды, из беспорядка на столе.
– Я исчерпал себя, – сказал Харрис. – Вот почему я полагаю, что он нормальный или он сумасшедший нового типа. Обычно, когда я касаюсь предметов, непосредственно связанных с убийством, я могу почувствовать эмоции, страсти перед преступлением. Это как прыжок в реку отчаянных мыслей, умозаключений, образов… На сей раз все, что я получил, это ощущения хладнокровной, неумолимой, злой логики. Мне никогда не было так трудно составить портрет убийцы.
– Мне тоже, – сказал Предуцки. – Я никогда не претендовал на лавры Шерлока Холмса. Я не гений. Я работаю медленно. Я был удачлив. Видит Бог. В большей степени удача, чем мастерство, помогала мне иметь высокий показатель раскрываемости преступлений. Но в этот раз мне совсем не везет. Нисколько. Может,