эта проблема рассмотрена Р. В. Иезуитовой в статье, посвященной «Альбому Онегина», где, анализируя эту строфу, она отмечает: «Пушкин самой логикой творческого процесса невольно становился его (Онегина. – В. Е.) прототипом»[150]. Иезуитова также указывает на столь важное обстоятельство, что «к моменту работы над беловой редакцией (альбома. – В. Е.) поэт уже лично знаком» с Александрой Россет[151].
В свете этих обстоятельств и соображений, представленных Лотманом и Иезуитовой, рассматриваемая запись мемуаристки выглядит вполне достоверной.
В таком случае обращает на себя внимание и требует осмысления тот факт, что автор (Пушкин) в приведенной строфе уподобляет себя Онегину (который в строфе XXX главы восьмой очень похоже «гонится» за героиней романа), а юную Александру Россет – Татьяне:
За ней он гонится как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей…
Этот и другие факты (например, пушкинские дневниковые записи за 1834 год) не позволяют нам согласиться с мнением Рейнбота: «Биографы Пушкина и комментаторы его сочинений преувеличили значение взаимных отношений гениального поэта и шалуньи фрейлины, позднее умной, веселой хозяйки еще не налаженного великосветского салона»[152].
Он также высказал уверенность в том, что фрейлина Россети отнюдь не была красавицей.
Кроме строфы из «Альбома Онегина», суждениям Рейнбота можно противопоставить и свидетельство одного из поклонников нашей фрейлины П. А. Вяземского, неплохо разбиравшегося во всем, что касалось слабого пола: «В то самое время (в начале тридцатых годов. – В. Е) расцветала в Петербурге одна девица, и все мы, более или менее, были военнопленными красавицы; кто более или менее уязвленный, но все были задеты и тронуты»[153].
Заметим также, что, хотя по мнению Рейнбота, поддержанному Крестовой, инициалы «R. С.» вовсе не относятся к Россет («О. Н. ложно предполагает, что R. С. – Roccet, в рукописях Пушкина вместо этих инициалов имеются S. М. и L. С.»[154]), в Полном собрании сочинений Пушкина «R. С.», как и «Венера Невы», расшифровываются в указателе имен, пусть и не вполне уверенно, как «Смирнова, Александра Осиповна, рожд. Россет» (XIX, 51).
Наиболее интересна из записей, касающихся «Евгения Онегина», следующая: «Пушкин читал нам “Онегина”. Много смеялись над описанием вечеров, оно забавно; но всего нельзя будет напечатать. Он отлично изобразил императрицу, “крылатую лилию Лалла Рук”; это совершенно обрисовывает ее» (С. 68). То же сообщается в Предисловии Ольгой Николаевной: «В “Онегине” Пушкин упоминает об Александре Федоровне:
Подобно лилии крылатой
Колеблясь входит Лалла Рук.
Дело в том, что императрица, на костюмированном балу, при дворе в Берлине, была в костюме героини поэмы Мура, переведенной Жуковским» (С. 29).
Соответствующая строфа романа не вошла в окончательный текст, она известна нам по пушкинскому автографу:
И