его определение, поскольку логическая возможность предмета оказывается достаточной для его действительности. Она и есть то беспредпосылочное основание, которое имеет начало в самом себе (causa sui). Это означает, что существование субстанции, которое должно было следовать из ее понятия, уже мыслится как заключенное в ее определении в качестве ее идеальной сущности, не нуждающейся в эмпирическом выражении или ординарном существовании. Идеальная сущность предмета заключает в себе всю полноту бытия, поэтому его эмпирическая манифестация ничего к нему прибавить не может4. Вполне в духе платоновской идеи, с которой у него много общего, геометрический объект сам полагает себя, и в этом смысле факт его эмпирического существования излишен. Оно будет только умножать предметные воплощения сущности, а не свидетельствовать о своей истине. В геометрии Спинозы все пути царские, и Бог выражает себя на ее языке.
Вместе с тем Спиноза, следуя в своей онтологии геометрическому сценарию, обременяет понятие субстанции метафизическим, дополнительным и избыточным для понятия смыслом – он хочет наделить его креативной функцией относительно его эмпирических приложений. Идея субстанции должна служить у него основанием не только собственного существования, но и истоком существования всего модального (делимого, пространственно-временного) универсума. Метафизическое рассуждение о природе субстанции и способах ее бытия (существования) включается у Спинозы в геометрический дискурс, где трансцендентальная дедукция понятий превращается в теорему. Между тем в «Политическом трактате» (II 2) Спиноза утверждает, что из понятия вещи ее существование не следует, но этот онтологический запрет касается только единичной эмпирической вещи (модуса субстанции), а не самой субстанции. Модус как единичная вещь по своему содержанию сложнее и многообразнее своей субстанции – он заключает в своем понятии не только свое идеальное определение (сущность), но и эмпирическое существование.
1.3. Модальная природа
Тогда каким же способом существуют модусы? Существование эмпирических вещей (модусов) не следует из их понятия, или природы, то есть из их субстанции (I 24), поскольку субстанция не обладает ординарной природой и эмпирическим существованием5. Как же тогда понимать теорему 16 ч. I «Этики», согласно которой из необходимости божественной природы вытекает бесконечное множество вещей бесконечно многими способами? На первый взгляд, в ней утверждается, что существование этих вещей, из которых складывается универсум, представляет собой исключительно результат аналитической процедуры, то есть выведения из понятия божественной природы всех содержащихся в нем свойств, а из понятия субстанции – всех ее модусов. В этом случае Спиноза должен был бы отождествлять логический вывод с процессом порождения эмпирической реальности, а это предполагало бы, что существование каждого модуса следует из сущности субстанции, или – что вещи выводятся из субстанции