шаги, в чью дверь постучат. И когда в очередной раз беда проходила мимо, с облегчением вздыхали, стараясь не думать о следующей бессонной ночи.
Но если судьба пощадила деда, сделав так, что его вычеркнули из памяти фанатичных изуверов, то сам он с таким положением мириться не хотел и всеми способами стремился доказать, что он чист перед партией, предан ее делу и лично товарищу Сталину. Он стал писать письма своим партийным соратникам, с которыми был близко знаком по работе в НКВД и ЦК, и достигшим к тому времени высоких чинов. Бабушка называла много фамилий, я запомнила только две, бывшие на слуху, Жданов и Меркулов.
Как настоящий чекист-профессионал, он был прекрасно осведомлен какими путями и через сколько инстанций проходит корреспонденция до таких адресатов. Но он также знал, как эти инстанции обойти. Для этого он использовал бабушку, которая лично должна была передавать письма, где он назначал секретные свидания своим бывшим коллегам, дабы с глазу на глаз убедить их вновь ему поверить. Может быть, другая женщина на ее месте и выполнила бы беспрекословно его поручения, охваченная единым порывом доказать его невиновность, но только не Нина.
Ее трезвый ум и рассудительность подсказывали ей, что ничего никуда передавать не нужно. Поэтому дед часами мог ожидать своих «друзей-соратников» на условленном месте, как правило, это был Гоголевский бульвар. На встречу, разумеется, никто к нему не приходил. Так бабушка спасла его. Да и себя, потому что к тому времени ее брат уже отбывал свой срок на рудниках, а позже, в самом начале войны был расстрелян. В конечном счете, она спасла меня, потому что моя мама в то время была ребенком, и неизвестно, как сложилась бы ее судьба в случае ареста родителей.
О деде вспомнили снова только в 43-м, но по совершенно другому поводу. К тому времени в советских лагерях накопилось немало пленных немцев, с ними активно велась пропагандистская работа, и дед, хорошо знавший идиш, весьма схожий с немецким, был на нее мобилизован. Его основной задачей была вербовка кадров для строительства новой Германии. Бабушка с детьми во время войны находилась в эвакуации в Чапаевске, а по возвращении в Москву в 44-м году ее ждал неприятный сюрприз.
Квартирный вопрос. Кто только о нем не писал?! В каких видах он перед людьми не вставал. Согласно Булгакову, именно он испортил москвичей. А сколько он попортил им крови и унес здоровья?! Может быть, вспоминать о нем и не имело бы смысла, если бы не способ, каким бабуля его разрешила. Дело в том, что во время войны деда, оставшегося одного в трехкомнатной квартире, «уплотнили», сузив место его обитания до одной маленькой комнаты, где и вынуждена была разместиться по возвращении из эвакуации вся семья из четырех человек.
Нелепость ситуации заключалась в том, что хотя дом считался ведомственным и относился к ЦК, по существу это был кооператив, за который регулярно выплачивались взносы,