Очень хорошо будет курить на том балконе тёплым летним вечерком. Идиллия. Что, не куришь? Я тоже. Вот несчастье!
Он бросил взгляд на Жанну. Та страдала. Несчастная. Чего взъелся? Мать-одиночка, системотехник в драном халате, всякая сволочь прохожая норовит ухватить за ногу, эх, бедная ты моя, бедная! Магницкий ничего не мог с собой поделать, в одну секунду расчувствовавшись бездонной жалостью. Его не остановила даже Вильгельмина Карловна, опять возникшая в конце коридора чёрным призраком брючного костюма пятьдесят четвёртого размера. Жанна пригорюнилась, сгорбилась, опустила голову, и щека её оказалась близка, как никогда. Он быстро поцеловал щёчку, бедняжка даже вздрогнуть не успела, и пошёл навстречу маме Вильгельмине, нежно, сыновьи, улыбаясь. Успел различить шелест за спиной: «Опять ты, Витя…».
И тут случилось невозможное. Во-первых, Вильгельмина слегка посторонилась, давая дорогу, чего в принципе никогда не бывает – все её обходят, от мала до велика, а во-вторых, отвела в сторону твёрдый крупнозернистый гранит сердитых глаз. Вот, знает, кошка драная, чьё мясо съела. Виктор маршировал вплоть до дверей рабочей комнаты, стукнулся в них три раза лбом, спросил: «Разрешите войти?» – и вошёл. Зоя Степановна бросилась угощать его аж растворимым кофе с конфетой из личных запасов. Жалеет, что ли, тоже?
11. Японская шелкография
В половине пятого субботы Магницкий взялся за приготовление глазуньи с зелёным луком и фруктового салата. Яйца весело шкворчали на сковороде, Виктор резал груши и яблоки на салат, когда мимо дверного проёма, на котором никогда не было дверей, прошла по коридору Нина. Заметив Магницкого, отступила от моратория на общение, который сама прежде и объявила.
– Не дали квартиру? Так тебе и надо!
– Не дали, черти, буду жить в общаге дальше, теперь уже до второго пришествия точно.
Почувствовав извинительный тон, Нина решила, что Магницкий, свалившись с мечтательных небес на общежитскую кухню, глубоко раскаивается в своём наглом поведении, ищет перемирия и даже восстановления отношений, хотя бы для начала в вопросах кулинарных. При виде холостяцкой глазуньи она сморщилась, будто надкусила лимон:
– С такой беды опять на глазунью перешёл? Господи, Виктор, сто раз тебе говорила, что вредно есть столько яиц за один присест, в них же голимый холестерин. А это что, фруктовый салат? – глаза понимающе раскрылись. – Опять девушку поджидаем? Магницкий, ты неисправим… годы бегут, а привычки остаются.
Но Виктор со своей стороны предпочёл мораторий считать полным разрывом отношений в той их части, что существуют меж мужчиной и женщиной. Таковые были обруганы Ниной принародно, он претерпел, спасибо, больше не надо. Общение же обыкновенное соседское и даже приятельское поддерживать согласен.
– Ничего не понимаешь в здоровом питании, – обернулся, продолжая крошить яблоко в миску. – Ну, вот, порезался из-за тебя!
– Это как всегда. Консервную