я.
– Сегодня же четверг, – напомнил он, – постный день… Придется убирать все мясное, что сейчас жарится и парится.
– Ах да, – ответил я. – Конечно же, четверг! Но я – паладин, как может подтвердить сэр Смит, он сидит напротив. А у паладинов особые правила. Неси, архиепископ не будет против, даже если увидит.
Когда подали на стол, сэр Смит с сомнением смотрел, как передо мной ставят на огромном блюде зажаренного поросенка, даже не поросенка, а упитанного молодого кабанчика. Запах шибанул одуряющий, в животе требовательно квакнуло. Сэр Смит нервно облизнул губы. Поросенок покрыт золотистой корочкой, кое-где коричневой, в двух местах лопнула, из щелочек бьют тонкие струйки одуряющего запаха и проглядывает нежнейшее мясо.
– Сэр Ричард, – сказал он несмело, – но…
– Не мешайте, – прервал я. Нахмурился, сделал строгое лицо, перекрестил поросенка и сказал ясным голосом: – Именем Господа перекрещаю порося в карася!.. Спасибо тебе, Господи.
Смит непонимающе смотрел, как я, вооружившись двумя ножами, сделал первый надрез. Корочка затрещала, как молодой ледок, струйка пара пшикнула к потолку, аромат шибанул в ноздри, нежнейшее мясо начало распадаться под острым лезвием на ровные лакомые ломти.
– Сэр Ричард, – сказал он несмело, – но это же… все равно поросенок!
– Разве?
– Убей меня Бог, но, сколько ни смотрю, все равно поросенок, а не карасенок!
Я покачал головой.
– Не совсем. Вы, сэр Смит, не совсем понимаете суть святого таинства. Когда причащаетесь, ведь не пьете же в самом деле кровь Христову и не едите его плоть, хотя именно так сказано в Писании?.. Так и здесь. Неважно, что это не рыба, но если я, паладин, сказал, что это рыба, то это рыба!.. Вера двигает горами, сэр Смит. Впрочем, вы можете есть постное… даже акрид, если уж на то пошло, хотя одна акрида обойдется вам в десяток таких вот поросят. А одной акридой, даже если она акридища, не накормить и котенка. У которого, как известно, желудок с наперсток, но когда гадит… не за столом будь сказано.
Он колебался, я подцеплял на острие ножа истекающие сладким соком ломти и отправлял в рот. По его горлу всякий раз прокатывался огромный ком, кадык нервно дергался, лицо из красного стало бледным, словно в желудке начались голодные спазмы.
– Сэр Ричард… – проговорил он задушенно, – а эта карасячесть относится и ко мне?.. Или только для вас это постная рыба…
– Для всех, – заверил я твердо. – Впрочем, я не настаиваю. У каждого свои принципы…
Я не договорил, его руки замелькали в таком темпе, что я видел только смазанные движения. Поросенок начал таять, уменьшаться, исчезали и коричневые комочки обжаренных в масле и сухарях перепелов. Сперва Смит глотал мясо, как удав, потом начал торопливо прожевывать, это было похоже, как если бы сгорала промасленная бумага, наконец начал запивать вином, это уже значило, что первый голод утолил, теперь пришла очередь аппетита.
Хозяин посматривал в нашу сторону опасливо, взмахом руки посылал сменить блюда, убрать пустые кувшины вина. От других