Потому что в этой книге много составных частей, разных по теме. Из них основные – это Вера и воспоминания о прошлом. Вера – основа всего, а без прошлого нет будущего.
Прошлое со временем видоизменяется в нашем сознании. Правильно сказал великий поэт: «Что пройдёт, то будет мило». Милым становится многое обыденное, чего раньше не замечали. Большое место в сборнике уделено современным взглядам и позициям. После возрождения Бессмертного полка национальной идеей может быть только патриотизм. Ну и, конечно, в сборнике нашлось место и любви, и картинам природы. Я не буду перечислять все темы. Прочитаете сами.
Для каждого литератора написанная им книга – ребёнок, которого он вводит в большой мир. Я надеюсь, что сборнику предстоит долгая жизнь.
Я благодарю всех, кто помогал мне, участвовал в создании этой книги: Бориса Катковского, Елену Попову, Анну Гехт, мою дочь Светлану Фомичёву.
Я не всё сказал в предисловии, что хотел. Остальное договорят мои стихи. Надеюсь, что они Вам понравятся.
То, что помню
Московский дворик
Я помню двор на Живарёвке[1] —
У бабушки тогда гостил.
Бельё там сохло на верёвках;
Вот край, что до сих пор мне мил.
А жизнь двора неповторима —
То шум детей, то чей-то плач.
Гармонь смеётся чуть визгливо,
Над «красным уголком»[2] – кумач.
Там был татарин – строгий дворник,
А управдомом был еврей,
Озеленения поборник
И не любивший голубей.
Но голубятни две стояли
За гаражами у стены.
Туда детишек не пускали —
Боялись мамочки шпаны.
В два пальца свист – и стая в небо,
Где солнце выше голубей.
И это счастье, пусть нелепо, —
Для взрослых, но не для детей.
Там по утрам взывал старьёвщик:
«Старьё берём! Старьё берём!», —
Потом включиться мог стекольщик,
За ним точильщик – только днём.
Торговец приносил изыски:
«Уди-уди», ещё «язык»,
Пугач, свисток был в этом списке —
Всё, чтобы стать счастливым вмиг.
Турник стоял, как символ мощи,
А «Пионер» – салютовал.
Был участковый стали жёстче
В те дни, когда не выпивал.
Там карусель ещё крутилась,
Песочница для малышей.
И детство с отрочеством слились,
Растя «дворян» из чиграшей.
А бабушка горбушку хлеба
Мне разрешала брать во двор.
Над ним всегда такое небо…
И ангелов хрустальный хор.
Былое
Мать брала меня за ру́ку, —
И мы шли с ней в магазин.
Это скука – просто мука:
Очередь – и я один.
Вам «дадут» с ребёнком больше —
Где яиц, а где муки.
Не могу стоять я дольше:
– Мам, «морожена» купи.
Очередь то затихает,
То, как улей, загудит.
Справедливо не прощает,
Иль нахмурившись молчит.
Очередь порой вскипает:
– Ещё галстук нацепил!
Всё она про всех тут знает:
– Ишь ты, «зенки» как залил!
Мы идём домой с «добычей»,
И о том заходит речь:
Хорошо, что есть обычай —
Пироги в субботу печь.
И с капустой, и ватрушки;
Всех соседей угостят.
Ссорятся порой друг с дружкой,
Но приходит мир и лад.
Вечером – с отцом мы в баню,
Разгоняет баня кровь.
Мама, взяв сестрёнку Таню,
«Едет в душ», их ждёт свекровь.
Жили, в общем, небогато,
Но не стыдно вспоминать.
Не скопили денег, злата —
И не страшно их терять.
Сельпо
Я помню сельский магазин.
Он для меня бутиков краше.
Там всё такое очень наше,
А продавщица – «тётя Зин».
Резиной пахло от сапог;
Всё на одной