в самом прямом смысле. Я же была почти рядом, когда он потерял сознание, и наступила клиническая смерть (правда, об этом никто не говорил). Тогда по молодости я не поняла всей трагичности ситуации, но я верила, что мы во что бы то ни стало завершим «Войну и мир». Верила.
Когда меня спрашивают, была ли я в него влюблена, я этим любопытствующим мягко и даже душевно отвечаю: нет. Ведь как кинозрительница, я его знала с детства, и для меня он был словно фигура на пьедестале. Поэтому даже вздоха: «Ах, какой мужчина!» – никогда не было. И ещё – Ирина Константиновна рядом. Она же красавица, прелесть! Они были изумительной парой. Я по природе совсем не «романистка». Просто, если я вижу, что режиссёр любит меня как личность и верит в меня как в актрису, я раскрываюсь. Именно такое отношение я чувствовала от него. И платила тем же самым, потому что доверяла ему бесконечно, безгранично.
Поначалу было трудно, особенно играть тринадцатилетнюю Наташу: бегать, хватать кого-то за руки и без умолку смеяться. Иногда я умоляюще признавалась ему:
– Не могу больше смеяться.
А потом, постепенно, что-то произошло, какое-то перерождение, и мне захотелось по-настоящему играть. Я по пятам ходила за Сергеем Фёдоровичем и рассказывала, что у меня в душе накопилось. Я уже вся прониклась Наташей. Мне не терпелось скорее сыграть сцену смерти князя Андрея, наверное, потому, что она у Наташи самая драматическая. Трепетала, как молодая лошадка. Приду на площадку и скорей к нему:
– Ну, давайте же скорее, я хочу сыграть что-то сильное, настоящее.
Но Сергей Фёдорович все мои сложные драматические сцены подводил к более позднему периоду съёмок – картина-то пять лет снималась. Он постепенно растил из меня драматическую артистку, а балет всё отодвигался, отодвигался…
Наталья Михайловна Дудинская (великая балерина, некогда прима Кировского балета) хотела, чтобы я начала репетировать Марию в «Бахчисарайском фонтане».
– Сейчас не могу, – вздыхала я, – потому что играю в кино Наташу Ростову.
Муж и постоянный партнер Дудинской Константин Михайлович Сергеев в ту пору был главным балетмейстером театра. Оба они очень любили кино, поэтому не стали настаивать, а наоборот, всячески меня поддерживали, опекали и, как могли, шли навстречу. Но всё равно первые два года съёмок я разрывалась между театром и фильмом и начала падать в обмороки: сначала на уроке классики, потом на съёмке. Тогда Сергей Фёдорович повел меня к директору «Мосфильма» Сурину, и они стали со мной разговаривать, мол, Люся, надо уж доиграть Наташу, и, наверное, придется прервать балет. А что такое прервать балет? Это же потерять форму. Но я безумно хотела играть Наташу, жила ею. Так что в 1964 году из-за «Войны и мира» мне пришлось оставить любимый балет.
Балетмейстером на «Войну и мир» был приглашен Владимир Павлович Бурмейстер – личность в балете незаурядная, очень известная. Конечно же, для меня было счастье – лишний разочек потанцевать. Русский танец в доме у дядюшки создавался