похлеще соврать, и обязательно действующее лицо, время и место действия точно обозначит.
– Слышали, утром-то сегодня? Под Каменным мостом кит на мель сел… Народищу там!
– В беговой беседке у швейцара жена родила тройню – и все с жеребячьими головами.
– Сейчас Спасская башня провалилась. Вся! И с часами! Только верхушку видать.
Новичок и в самом деле поверит, а настоящий москвич выслушает и виду не подает, что вранье, не улыбается, а сам еще чище что-нибудь прибавит. Такой обычай:
– Колокол льют!
Сотни лет ходило поверье, что чем больше небылиц разойдется, тем звонче колокол отольется.
А потом встречаются:
– Чего ты назвонил, что башня провалилась? Бегал – на месте стоит, как стояла!
– У Финляндского на заводе большой колокол льют! Ха-ха-ха!
С восьмидесятых годов, когда в Москве начали выходить газеты и запестрели объявлениями колокольных заводов, Сухаревка перестала пускать небылицы, которые в те времена служили рекламой. А колоколозаводчик неукоснительно появлялся на Сухаревке и скупал «серебряный звон». За ним очень ухаживали старьевщики, так как он был не из типов, искавших «на грош пятаков».
Это был покупатель со строго определенной целью – купить «серебряный звон», а не «на грош пятаков». Близок к нему был еще один «чайник», не пропускавший ни одного воскресенья, скупавший, не выжиливая копеечку, и фарфор, и хрусталь, и картины…
Между любителями-коллекционерами были знатоки, особенно по хрусталю, серебру и фарфору, но таких было мало, большинство покупателей мечтало купить за «красненькую» настоящего Рафаэля, чтобы потом за тысячи перепродать его, или купить из «первых рук» краденое бриллиантовое колье за полсотни… Пускай потом картина Рафаэля окажется доморощенной мазней, а колье – бутылочного стекла, покупатель все равно идет опять на Сухаревку в тех же мечтах и до самой смерти будет искать «на грош пятаков». Ни образования, ни знания, ничего, кроме тятенькиных капиталов и природного уменья наживать деньги, у него не имеется.
И торгуются такие покупатели из-за копейки до слез, и радуются, что удалось купить статуэтку голой женщины с отбитой рукой и поврежденным носом, и уверяют они знакомых, что даром досталась:
– Племянница Венеры Милосской!
– Что?!
– А рука-то где! А вы говорите!
Еще обидится! И пойдет торговаться с извозчиком из-за гривенника.
Много таких ходило по Сухаревке, но посещали Сухаревку и истинные любители старины, которые оставили богатые коллекции, ставшие потом народным достоянием.
…Но много их и пропало. Все делалось как-то втихомолку, по-сухаревски.
И все эти антиквары и любители были молчаливы, как будто они покупали краденое. Купит, спрячет и молчит. И всё в одиночку, тайно друг от друга.
Но раз был случай, когда они все жадной волчьей стаей или, вернее, стаей пугливого воронья набросились на крупную добычу. Это было в восьмидесятых годах.
Тогда