все вакантные доходные должности в Испании, будь они светскими или церковными. Епископ Антонио к этому моменту уже несколько лет был председателем Совета Кастилии{370}.
Тем временем в 1520 году Диего Колон, сын легендарного Христофора Колумба, вернувшись на пост губернатора Санто-Доминго, обнаружил, что интриги в этой колонии цветут еще более пышным цветом, нежели в Севилье. Главным интриганом по-прежнему оставался королевский казначей Мигель Пасамонте, конверсо из Арагона, игравший ключевую роль в этой колонии со времени своего прибытия туда в 1508 году{371}. Несмотря на очевидную предрасположенность Пасамонте к заговорам, Диас дель Кастильо отзывался о нем с похвалой: «Это человек весьма достойный, обладающий значительным здравым смыслом (кордура), честный даже чрезмерно, всю свою жизнь проведший в целомудрии»{372}.
Через три года после возобновления его губернаторской жизни в Санто-Доминго Диего Колон и его жена Мария де Толедо, племянница герцога Альбы – они по всем признакам напоминали королевскую чету, вернулись в Испанию. Это произошло в октябре 1523 года, а спустя два месяца Карл, а точнее Совет Индий, наконец-то покончил с властью семьи Колумбов в Новом Свете. Титул «адмирала Моря-Океана» был отозван, равно как и привилегии, некогда пожалованные потомкам Колумба. Все, что осталось у этого семейства, – это титул герцогов Верагуа, территории, приблизительно соответствующей Панамскому перешейку.
У Марии де Толедо, тем не менее, остались финансовые интересы в Карибском регионе. Прежде она с большим успехом торговала индейскими рабами, а сейчас стала торговать африканскими; на данный момент она также управляла доходами своего мужа в Новом Свете. Почему торговля черными рабами была разрешена, а индейцами не поощрялась, остается одной из загадок того времени.
Ввиду отъезда Диего Колона требовалось назначить нового губернатора Санто-Доминго – пока что управление временно находилось в руках председателя суда. Выбор Совета Индий пал на доктора Себастьяна Рамиреса де Фуэн-Леаля, надежного государственного чиновника родом из Вильяэскуса-де-Аро, маленькой деревни к югу от Куэнки. Во время мусульманского восстания в горах Альпухарра в 1500 году он был там судьей, после чего стал инкисидором в Севилье{373}. Несмотря на эту должность, которая наверняка была для него серьезным испытанием, Рамирес де Фуэн-Леаль показал себя гуманным губернатором; в те времена многие либеральные служители церкви все еще стремились вступать в Священную канцелярию, надеясь сделать ее более человечной. «Нет никакого сомнения, – однажды заявил Рамирес, – что туземцы обладают достаточными способностями для того, чтобы воспринять веру, и что они питают к ней огромную любовь». Он также считал, что «они обладают достаточными способностями для того, чтобы выполнять любые механические и промышленные работы»{374}.
У Рамиреса ушло много времени на то, чтобы добраться до Санто-Доминго; он прибыл туда лишь в декабре 1528 года. Тем временем