в злоупотреблениях, голову казненного выставили публике напоказ на вершине столба.
Костомаров сомневается в том, что Екатерина действительно вступила в любовную связь с Монсом. Он пишет: «Едва ли возможно допустить, чтоб Екатерина своим коротким обращением с Монсом подала повод к такой ревности. Допустим даже, что Екатерина не питала к мужу столько любви, чтоб такая любовь могла удерживать в ней верность к супругу; но то несомненно, что Екатерина была очень благоразумна и должна была понимать, что от такого человека, каков был Петр, невозможно, как говорится, утаить шила в мешке и провести его так, чтоб он спокойно верил в любовь женщины, которая будет его обманывать. Наконец, и собственная безопасность должна была руководить поведением Екатерины: если б жена Петра позволила себе преступные шалости, то ей пришлось бы очень нездорово, когда бы такой супруг узнал об этом».
Костомаров пишет о воспитании московских царевен следующее: «Царские дочери до тех пор жили затворницами, никем не видимые, кроме близких родственников, и не смели даже появляться публично. Это зависело, главным образом, от того монашеского взгляда, который господствовал при московском дворе и дошел до высшей степени силы при Романовых. Боязнь греха, соблазна, искушения, суеверный страх порчи и сглаза – все это заставляло держать царевен взаперти. Величие их происхождения не допускало отдачи их в замужество за подданных, а отдавать их за иностранных принцев было трудно, потому что тогдашнее благочестие приходило в соблазн при мысли о брачном союзе с неправославными». В итоге после того, как их брат короновался, царевен ждало пострижение в монастырь.
Анна Петровна
Дочери Петра – Анна и Елизавета – получили совсем другое воспитание. И когда в 1720 году герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский приезжает в Россию, он видит перед собой не русских царевен, а европейских принцесс. Дочери Петра говорили на нескольких языках – французском, немецком, итальянском, шведском и, возможно, на финском, умели держать себя в обществе. Когда отец и мать были в разъездах, девочки оставались в доме Меншикова (а точнее, в его дворце на Васильевском острове), росли вместе с его детьми, с ними играли и учились. Сама Екатерина, сопровождая Петра в одном из военных походов, писала своим тогда еще малолетним дочерям и просила их: «Для Бога потщиться, писать хорошенько, чтобы похвалить за оное можно было вас и вам послать презент прилежания вашего, гостинец». Их наставницей стала итальянка, графиня Марианна Манияни, специально для этого приехавшая в Россию. Европейским танцам их обучал танцмейстер Стефан Рамбург.
Елизавета Петровна
Камер-юнкер Фридрих-Вильгельм Берхгольц, приехавший в Россию в свите голштинского герцога, побывав на одной из ассамблей в Летнем саду, пишет: «Мы сперва отправились туда, где думали найти лучшее, то есть царский двор, который очень желали видеть, и прошли наконец в среднюю широкую аллею. Там, у красивого