дюймовые доски, но никто не осмелился бы назвать его безмозглой скотиной. Да, Вольдемар был непрост, и я мысленно поблагодарил Шефа за то, что на роль доброго дядьки, который последним шлёпнет меня по попке и скажет «Ну, давай!», он выбрал именно Хабловски.
– Мои ребята смастерили, – сообщил Вольдемар, демонстрируя искусно выполненную маску кругорота. – В караулке очумеешь от безделья, каждый развлекается по–своему.
Я протянул ему руку.
– Здорово!
– Здорово, бродяга! – Вольдемар ухватил мою неслабенькую длань своею знаменитой правой.
Некоторое время мы молча состязались. Как всегда, к двадцать пятой секунде я не выдержал напора его гидравлической клешни.
– Всё, Юл, пусти!
– То-то, бродяга! – Вольдемар был рад, что держит форму.
– Я видел плохой сон.
– Опять приснилось, что заболел ревматизмом? – заулыбался Хабловски.
– Да нет.
Я вкратце пересказал ему содержание сна.
Вместо оглашения пространного резюме Вольдемар взглянул на часы.
– Пускай сны толкуют экзальтированные дамочки, для нас с тобой это непозволительная роскошь.
– Где мы?
– Мы в буферной зоне. Внутренний и внешний периметры охраняются. Но для тебя освободили коридор. Пошли на свежий воздух!
Я привёл себя в порядок, подхватил рюкзак с необходимой «шкабарднёй», и мы покинули чрево фуры, в которой я, как Владимир Ленин в опломбированном вагоне, был доставлен к месту великих дел.
Стояла тёплая октябрьская ночь, воздух был свеж и вкусен. Ярко горели южные звёзды.
– Вон караулка! – показал рукой Вольдемар. – Там сейчас никого нет и до твоего ухода в Сумеречную Зону не будет.
Хабловски запер дверцы кабины и грузового отсека и бодро проговорил:
– Ну что, потопали?!
Находившаяся метрах в ста от фуры караулка была не освещена. Вольдемар отомкнул замки и провёл меня в крохотный кабинет.
– Моя персональная каюта, – сообщил он. – Жаль, гальюн на отшибе… Барахлишко поставь сюда и ступай ополоснись, если хочешь. Душ по коридору направо. А я пока соображу закуску.
Душ был крохотный. Я сбросил «свиноколы», разделся и встал под несильные струи. Вода оказалась недостаточно горячей и к тому же отвратно воняла дезинфекцией. И на том спасибо.
Когда я вернулся в каюту, Вольдемар заканчивал нехитрую сервировку. Завидев меня, он нырнул в бар и выставил такую бутылочку, за которую можно было купить эту караулку со всей командой. Естественно, исключая самого Юла.
– Режешь последний огурец? – спросил я.
– Лимоны я порезал заранее, – усмехнулся Вольдемар. – И сахаром присыпал, чтобы дали сок. Всё, как ты любишь, а для хорошего человека и последней коллекционной бутылки не жалко.
– Да не хороший я.
– А какой?
–