Заколка не старый, ее можно везти, никто ничего не скажет!
Незнакомка зло взглянула на него, хотела продолжить спор, но хозяин снова что-то сказал по-сербски, и женщину словно ветром сдуло.
– Не сомневайся, то можно везти куда угодно! – повторил хозяин с широкой улыбкой.
Правда, на этот раз его улыбка показалась Вите какой-то неискренней.
Может быть, женщина сказала правду и эту застежку у нее отберут на границе? С другой стороны, не может быть, чтобы настоящая редкая вещь стоила всего десять евро. Вита еще раз взглянула на себя в зеркало – красиво! Наверное, вредная тетка сказала это из зависти – позавидовала ее молодости, свежести, привлекательности. Бывают же такие люди, которых хлебом не корми, только бы сказать кому-то гадость и испортить настроение.
Вита подумала, что не поддастся, не позволит какой-то вредной тетке испортить себе день.
Заколка красивая, платок ей идет – этого с нее хватит, об остальном она подумает позже. Если вообще подумает – здесь ни о чем думать не хотелось.
На остановке появились люди, стало быть, автобус скоро будет. Мягкий шелк приятно холодил плечи, слегка уставшие от солнца. Застежка нисколько не мешала, ее тяжесть казалось привычной, как будто Вита носила ее всегда.
Возвращаясь домой в сумерках, Вита вспомнила о Глебе, и горькая улыбка снова скривила губы. Нет, это надо же так попасться! Это она-то, которая была уверена, что ее теперь ничем не проймешь, что у нее панцирь, как у черепахи. Ладно, дожить здесь несколько дней и забыть, как страшный сон, весь этот эпистолярный роман. Слава богу, хватило ума не говорить на работе, что едет отдыхать с мужчиной. А с Ленкой она как-нибудь разберется.
Кстати, от Ленки за это время пришли еще две эсэмэски. «Как дела? Встретила своего? Как он тебе?»
Ага, как в старинном романсе: «Мы странно встретились и странно разошлись».
Вита написала в ответ, что все в порядке, погода превосходная, подробности при встрече. Пускай подружка думает, что она здесь зажигает по полной.
Дома никого не было, очевидно, Филимон все же иногда выходил прогуляться. Или еда закончилась.
Двое подошли к увитым глицинией воротам сада и остановились.
Переглянулись, толкнули калитку и вошли внутрь.
В саду царила прохлада. Гранатовое дерево покрыто багряными цветами, как свежими ранами, вокруг этих цветов с громким жужжанием роились пчелы. Апельсиновые и лимонные деревья источали нежный аромат. За кустами коралловых роз мелодично журчал ручеек.
Двое шли по извилистой дорожке, не оглядываясь: их не интересовали деревья и цветы.
Один из них, тот, что постарше, был высоким и широкоплечим, его лицо украшали обвислые седоватые усы. Второй был ниже, моложе и плотнее.
Дорожка привела их к большому двухэтажному дому из белого камня. На мощеной террасе перед домом стояли круглый столик и несколько садовых кресел.
В одном из кресел сидел немолодой человек с лицом, покрытым шрамами, и странными, удивительно светлыми глазами.
– Наше почтение, –