как и хотела?
– Очень красивый галстук, – выпаливаю я.
– Спасибо, – неловко отвечает он.
– Глупо как-то, – улыбаюсь я, решая не в пользу себя, а пользу будущего. Буду прятаться за Марком. Мне страшно снова возвращаться… возвращаться больно. Я не вытерплю.
– Это точно. Но это обычный ужин и мы друзья, а что получится, пусть решит время, – пожимает он плечами, даря мне расслабление.
– Амалия сегодня рассказала кое-что, – вспоминаю я. Его плечи напрягаются, и он садится ровнее.
– Снова о моей симпатии к тебе? – Улыбается он, но это выходит наигранно.
– Нет. О том, что было в Оттаве. Это ужасно, – говорю я.
– Чёрт. Не предавай её, Мишель. Она никому этого не говорила, даже не вспоминала. Но да, те годы были отвратительными. Я покрывал её встречи, мне так хотелось верить, что действительно он её любит. А потом… мне жаль его. Он любил мою сестру, но она закрылась от него. Она сама потребовала, чтобы мы переехали. Она обещала снова… – Марк замолкает, закрывая глаза, и печаль появляется на его лице.
– Покончить с жизнью, – заканчиваю за него.
– Да, – открывает глаза, и вижу, как блестят они от слёз. Слёз боли за сестру. Боже, он такой невероятный. Пожалуйста, дай полюбить его… полюбить всем сердцем.
– Поэтому ты постоянно был со мной? Ты думал, что и я это сделаю? Чтобы успеть спасти меня? – Спрашиваю я.
– Это зрелище… столько крови, столько боли, и всё в пустоту. Да, я боялся, что сорвёшься. Даже с отцом поделился, но он отчего-то был уверен – ты этого не сделаешь. Не поверил. А сейчас увидел, как ты отличаешься от моей сестры. Ты сильная и хрупкая одновременно. Глубже, чем хочешь казаться. Тогда… у Сары, я искал тебя, Амалия сказала, где ты. И увидел это… уже видел. На Амалии. Спрашивал, что это. Эти синяки на спине и ягодицах, синяки на шее. Думал, что бьёт. А оказалось, это такое развлечение, которое я никогда не пойму. Зачем? Скажи мне, что в этом такого? Чем это привлекает? – Смотрит в мои глаза, а я не могу выдержать этот взгляд, переводя его на скатерть.
– Дело не в ударах и боли. Дело в том, кто это делает. Не объяснить, что приносит с собой эта практика. Да и я неспециалист в этом. То, что видел ты, было наказанием. Оно не должно было принести мне удовлетворения. Он наказывал меня за то, что я предала его. За мою глупость, за всё, что я не сказала. Это был ад, который живёт в нём. Он одарил меня им и оставил. Я ушла, не помню ничего из того, что говорила. Просто вырваны эти воспоминания, – вздыхаю я, закрывая на секунду глаза, чтобы пережить это вновь.
– А если не наказание? – Спрашивает он.
– Если нет, – открывая глаза, поднимаю голову на Марка. – То это незабываемо. Это настолько прекрасно, что не передать словами. Ты чувствуешь всё, даже больше, чем можешь. Ты разрываешься и собираешься вновь и это так мягко, что наполняет тебя всеми красками мира. Дело не в боли, а в том, что ты полностью принадлежишь ему. До кончиков волос, а он играет на струнах