чёткого смысла письма, но одно понимаю точно – это угроза. Ещё одна.
– Я подумал, что это спам. Слишком уж всё бессмысленно, – сказал Глэн. Я вцепилась в эту версию, как будто нашла спасение. Верить в то, что эти слова лишь чья-то шутка, для Глэна будет проще всего.
– Думаю, ты прав. Какой-то набор слов, – я смеюсь. Брат расслабляется окончательно, он, кажется, даже слегка повеселел. – Думала, здесь что-то существенное. СЭ? Это разве не Спорт-Экспресс? Ты заказывал там себе мячи. Может, они рассылают так рекламу?
Лицо брата проясняется. Он утвердительно кивает. Я его убедила.
– Ты права. Как же я сам не подумал. Спасибо, Эммелин, – Глэн на секунду замешкался. – Ты как себя чувствуешь? Мне показалось, что ты испугалась.
– Нет, всё нормально. Просто голова закружилась. Не ела ничего целый день, – отвечаю я как можно спокойнее.
– Я могу принести тебе сэндвич, если не хочешь спускаться к ужину. Я слышал, вы с мамой снова ругались, – брат мне улыбается.
Я чувствую, будто вся любовь мира собралась сейчас в моём сердце. Я подвигаюсь ближе и обнимаю Глэна. Я всегда любила его так сильно, что порой не замечала, что он уже не маленький, что может быть мне другом наравне с Хиксом.
– Было бы чудесно, – шепчу я.
– Я был не прав. С возрастом ты становишься ещё более сентиментальной. Обнимаешь меня уже второй раз за неделю, – я смеюсь в ответ на слова брата.
Когда Глэн уже почти выходит из комнаты, я вдруг спрашиваю его о том, что показалось мне более странным, чем всё остальное.
– А что такое мёртвый мяч? Это что-то из футбола?
– Это удар, который принято называть неотразимым, – отвечает брат и улыбается. – В том смысле, что вратарю практически невозможно поймать или отбить такой удар. Как говорится – без шансов.
Глэн выходит, и я остаюсь в комнате одна. Тишина давит на барабанные перепонки, я стараюсь дышать ровно.
Мне было четырнадцать, так же как сейчас моему брату, когда я впервые получила записку. Я пришла домой, а на пороге лежал маленький листок бумаги, обычная страница из школьной тетради. А внутри лишь пара слов неизвестным почерком.
«Привет, Эммелин!
Давай поиграем.
СЭ»
Потом было ещё несколько. И все они были такими странными, непонятными. И только сейчас я, наконец-то, сообразила. Для него это действительно игра. Убийца папы не останавливается. Он выполняет своё обещание убить нас всех. Но, видимо, просто убить – скучно. Поэтому мы играем. А что есть в играх? Правильно, загадки.
Я лезу под кровать, достаю свой ящик с секретами. Такой делают девочки в пять лет. Но есть плюсы в том, чтобы хранить в нём всё, что важно. Мама в него никогда не заглядывает. Я открываю ящичек и достаю оттуда четыре записки. Раскладываю перед собой, вчитываюсь в каждое слово. Что ж, игра началась.
Несколько часов я провожу, перечитывая записки, и пытаюсь понять хоть что-то. Но я слишком взволнована, а голова словно раскалывается на части. У меня