ты Венец творенья.
Не твоими ли руками, лебединая жена…
Не твоими ли руками, лебединая жена,
Не твоими ли крылами, в свежих свечечках сосна,
Не твоими ли слезами, не живая ль ты вода? —
Зажигается зарница, отвращается беда.
Не боярыня ль Елена сердцем правит в терему,
Сладким хлебом побеждает бедность, злобу, хворь и тьму?
Рукавом, плывя, махнула – разливался липов цвет,
Сквозь ресницы окунула в сине-озеро – и нет
Разъярённого, упрямого, шального во хмелю.
Оттого речёт: «Еленушка, – он, – я тебя люблю».
Отцвела черёмуха, зацвела рябина…
Отцвела черёмуха, зацвела рябина,
Словно шапки снежные на её ветвях,
В нежной шали яблони, в пухе лебедином.
А тебя на свете нет, ты в других краях.
Знаю, свидимся с тобой после воскресения.
Но уже совсем в иных, неземных садах,
Не успела попросить у тебя прощения,
И грустит, грустит земля, вся в твоих следах.
Отцвела черёмуха, зацвела рябина,
Словно шапки снежные на её ветвях,
В нежной шали яблони, в пухе лебедином.
А тебя на свете нет, ты в других краях.
Я приду с минуты на минуту…
Я приду с минуты на минуту,
Только жди, не думай ни о чём.
В валенки сибирские обута
Я войду, как воздух входит в дом.
О каких-то в жизни переменах
Уж ничто не будет предвещать.
Тишине и дружбе зная цену,
Я твой мир попробую принять.
В простоте, не требуя вниманья,
Безответной стану, как трава,
У такого грешного созданья
Только птичьи могут быть права.
Я приду с минуты на минуту,
Только жди, не думай ни о чём.
Лет не тридцать минуло как будто,
И однажды не сгорел тот дом.
Ярославны по Рассее гнёзда вьют…
Ярославны по Рассее гнёзда вьют,
Сеют-пашут, Дульсинеи, крест несут,
Вдохновляют, всё прощают до конца,
Машут белою косыночкой с крыльца.
Ходят по воду по сгнившему мостку,
Побеждают змей-гадюк и грусть-тоску.
И румянцем их любуется восход.
Ах, какое же терпенье приворот.
Но завидует разбойник Соловей.
Хочет вывести княгинь и Дульсиней.
Рассылает он кикимор всех мастей,
Да куда им до шелковых-то кистей.
Наши плечи – как кольчуга, чудо-шаль.
Наши груди – ярославская эмаль.
Наше сердце – кровь далёкая хранит.
Наши думы – не под землю, а в зенит.
Весенний дождь целует мостовую…
Весенний дождь целует мостовую,
Он тих и в нежной робости смущён.
Он встречу здесь не ожидал такую,
Чтоб всё заговорило лишь о нём.
И ясени, и клёны, и ограды,
И пористых сугробов кружева,
И воробьи,