Александр Кормашов

На двух крылах свободы и смиренья


Скачать книгу

пойти взглянуть.

      Мы сделали «лошадь» – любой впрягал

      так в детстве друг друга не раз,

      лишь мы ружьё несли как рога,

      правда, взведя про запас.

      Мы шли к нему, от души веселясь:

      – Ого! У нас тоже гон!

      А лось вполглаза смотрел на нас

      и словно поддакивал в тон.

      А, может, думал (был глаз багров,

      и в теле выл ураган):

      «Что, если врезать промеж рогов

      этим двум дуракам?»

      Нет, он развернулся громадой всей,

      словно себе сказав:

      «Ну их, вот не видали лосей!

      Что я им, динозавр?»

      Ушёл, орешник смахнув сгоряча,

      своим житием умудрён.

      Лишь трактор вослед запоздало рычал

      и траками цапал дёрн.

      Печь

      Э, как славно сбивали из глины печь!

      Спешка бы ни к чему, да зима вот приспичь.

      Дед-хозяин – старый кокшар,

      хоть не про деда речь,

      и не про то, что искать бы, мог он найти кирпич.

      Речь: как весело мужики сбивали печь!

      Как взлетали без устали берёзовые молота,

      и был каждый молот, как певчая птица, певч!

      И была каждому прежняя, в роще, жизнь —

      маета-а!..

      И серьёзно так мужики сбивали печь,

      словно забивали глиной дощатый гроб,

      который сбросили в яму с высоких плеч

      и так трамбовали,

      что втрамбовали и холмик-горб.

      И до конца была сбита в зимовке печь,

      и дед самолично взрезал печке устье ножом,

      и, чтоб тягу проверить,

      спешил ком газеты зажечь,

      а после, выпив, сопел: на печку ведь нюх нужон.

      А мужики, набравшись,

      перецеловались и млад и стар.

      А когда в печи разгорелось

      (не только газеты ком),

      дым – как покойник, не хуже святого Лазаря —

      встал, а когда вышел в трубу,

      сильно заплетал ногами и языком.

      «Над средне-русскою равниной…»

      Над средне-русскою равниной

      от трав до звёзд – антициклон.

      Он, как… Господь, как всё сравнимо

      одно с другим, и целиком,

      и по частям! Но кровенея,

      наружу сердцем, Ты и сам,

      Господь, растащен по сравненьям

      на бисер тем… Да ну, к свиньям.

      Я сам трепал Тебя… Так тянет

      меня и ныне, что есть сил,

      воскликнуть: «Однопланетяне,

      я понял вас! А вас сравнил».

      Но всё ж с любым, пускай завальным,

      сравненьем, чур меня туда,

      где мать, где городок с названьем,

      в котором «волок» и «вода»,

      где вихрь души людской, единой,

      стоит один на тыщу верст

      на средне-русскою равниной

      от самых трав до самых звёзд.

      «Ты полюбишь ту землю…»

      Ты полюбишь ту землю,

      на которой полюбишь впервые,

      где впервые и ревность окажется в радость,

      где