от прадедушки, заговоренный словами: «Единожды в жизни из него выстрелишь, но о выстреле этом поколения будут вспоминать».
Так и вышло. Не подвела верная рука, со свистом промчалась стрела, скатилось и погасло Алое Солнце, хорошо стало жить на земле. А в память о страшных временах, на остывающих скалах и валунах люди нарисовали изображения, рассказывающие об этих событиях. Да только кто их потом разберет?..
Джера славили много дней, сотни песен сложили, цветами увивали, женщины проходу не давали. Но ведь не век одного восхвалять! Жизнь в русло потихоньку стала входить, на другие темы заговорили, имя Джера Стрелка легендами да паутиной начало обрастать, его уж и изображали совсем непохожим, и такими чертами наделяли, что мать родная не узнала бы. В общем, вышло, как со многими героями – имя осталось, а человек истерся.
Джер дышал вечерней свежестью и раздумывал, куда податься. Вот уже долгое время он ходил по кругу, болтался по миру ничейным, добывал пропитание охотой, а шкуры и прочее продавал в деревнях. И все это время не оставляло дурацкое чувство – будто кто-то водит его за ниточки, точно куклу, то к краю обрыва подведет, то в постель к рыжей хохотушке уложит. А как он оказался, что там, что здесь – и боги не разберут.
Впрочем, богов Джер не особенно жаловал после того, как насмотрелся на небесные чертоги и пристрелил самого повелителя Алого Солнца. Единственную чтил – Терингу, отважную богиню, чье имя означает «не победить, но и побежденным не остаться». К ней он взывал, когда скользил по радужному мосту, по краю бездны. Ее дружескую руку чувствовал на плече, натягивая лук для рокового выстрела. Ее веселые кудряшки вспоминал, когда мерз в сырых пещерах, в одиноких ночевках на пути к небесной лестнице. А когда ранили его жестоко – умер бы, когда б не нашептывал горячо и ободряюще сбивчивый голос о жизни и о дороге, что еще не окончена. Однажды на привале вырезал из сухой деревяшки ее изображение, как представлял себе, пронес его над язычком пламени в светильнике, и показалось охотнику, будто получил легкий тычок в бок – выдумщик, мол!
О нем забыли. Прирежут в ближайшей канаве, как собаку – и никто не узнает о бесславной кончине Джера Стрелка. А вот если б погиб он тогда, в небесном чертоге, низвергся на землю, сожженный солнечными лучами – о, вот тогда бы весь мир прогремел о его смерти, и памятник из чистого обсидиана возвышался бы перед домом старейшин!
Бессмертие обретается в смерти. Живых героев не помнят.
Джер развел костер на берегу вертлявой речушки и занялся приготовлением ужина. Ночь вступала в права, ухали в кронах первые филины.
Шорох послышался в кустах неподалеку. Охотник пригляделся, втянул чуткими ноздрями воздух – животным не пахло, но для человека шорох слишком легкий. Джер на всякий случай потянул шнурок на ножнах, но тут в свете костра появилась фигура едва ли в половину человеческого роста.
– Разреши, охотник, погреться страннику у огня, – высоким, чуть визгливым голосом попросил незнакомец.
Джер