французский, местный диалект и “пиджин” – так называют жаргон, на котором китайцы общаются с иностранцами.
На куске оберточной бумаги я рисую примерную карту Шанхая, а потом “нечаянно” теряю ее, проходя мимо Нины. Она подбирает листок и долго разглядывает его. А я издали смотрю на нее.
Хрупкая фигура, темные кудри, бледное лицо с горящими серо-зелеными глазами… В Нине невероятным образом сочетается тонкая женственность и сила воли, твердый характер и трогательная беззащитность. С моей жены можно рисовать Царевну Лебедь, и пусть сейчас на ней выгоревшее сиреневое пальто и потертая каракулевая шапочка, я все равно не могу отвести от нее глаз. Вот уже три месяца это единственное, что мне позволено.
В последний раз Нина разрешила прикоснуться к себе, когда я подарил ей на день рождения пуанты. Ее ботинки развалились, и мне пришлось потратить последний доллар на розовые балетные туфли – увы, другой обуви на рынке не было. Я вручил подарок, поцеловал Нине руку, и на этой лирической ноте наши семейные отношения закончились.
Я уехал из России еще мальчишкой и в конце концов осел в Буэнос-Айресе, где из меня получился весьма неплохой журналист.
Отец завещал мне особняк в Нижнем Новгороде, и черт меня дернул вернуться домой аккурат перед большевистским переворотом!
Мое богатство сгорело в огне революции, но жалеть о нем явно не стоило: я познакомился с Ниной и ради нее готов был пожертвовать всем на свете.
Мне казалось, что покуда мы вместе, нам ничего не страшно. Каким-то чудом мы сумели добраться до белогвардейского Приморья, а ведь сколько беженцев погибло, пытаясь вырваться из большевистского царства! Мы с Ниной явно были любимчиками судьбы – во Владивостоке мне даже посчастливилось устроиться в местную газету.
Но оказалось, что я рано радовался.
– Ты понимаешь, что белогвардейцы не удержат Дальний Восток? – то и дело спрашивала меня Нина. – Что ты намерен делать, если нам придется эмигрировать?
Я пожимал плечами: “Там видно будет”. Наверное, я сглупил: ведь она ждала от меня не предсказаний, а твердой уверенности в том, что я смогу позаботиться о нас.
Вдобавок ко всему Нина заболела тифом и ей постоянно мерещилось, что она замерзает в незнакомом городе среди чужих людей, которых не попросишь о помощи.
Я пытался объяснить ей, что ее страхи – это следствие болезни:
– Мы как-нибудь выкарабкаемся – где наша не пропадала!
Но Нина меня не слушала. Поправившись, она начала надолго пропадать из дому, а когда возвращалась, заявляла такое, что я немел:
“Мы слишком разные люди: ты человек легкомысленный и не способен думать о будущем”.
“Ты перекладываешь всю ответственность на меня”.
“Хорошо, что у нас нет детей. Тебе и кошку нельзя доверить”.
В общем, она от меня ушла.
Это сейчас я могу более или менее спокойно писать об этом, а тогда я целыми днями, как пьяный, шатался по городу и искал