продолжала болтать, будто желая сгладить неловкость, грозившую растянуться до их следующей встречи. И тут она поцеловала Джорджа в щеку, потом еще и еще, пока ее поцелуи, точно пустые слова, не наполнились безмолвным утешением.
Она чувствовала его теплый лоб и едва исходивший от него солоноватый аромат испарины.
Рядом с ними притормозила машина. Они на нее даже не взглянули – и она, набирая скорость, уехала. Приближалось лето, и его теплом им хотелось наслаждаться, что бы там ни было.
Ребекка смотрела на котенка за спиной у Джорджа – тот спал, приютившись под колесом припарковонной рядом машины.
– Если тебе нужно открыть консервную банку или что-то размешать и если понадобится фен, я живут тут неподалеку.
– Спасибо, Джордж.
– На самом деле фена у меня нет, зато есть потрясающие записи партит[3] Баха.
Ребекка пожала плечами.
Она не знала, когда захочет увидеться с ним снова. В некотором смысле он был для нее удобной ширмой, за которой она могла укрыться от прошлой своей жизни: ведь он знал о ней только то, что она французская художница, приехавшая пожить в Афинах. В Греции она собиралась писать картины для своей будущей выставки, которую потом хотела организовать в Париже, надеясь на громкий успех.
Может, и ее мать случайно заглянет в галерею, но не распознает художницу по ее частной биографии, вывешенной на стенах и полной белых пятен.
Перед тем как подняться по лестнице в свою убогую квартирку, Ребекка оглянулась и увидела, как Джордж достал из-под машины котенка, о котором она уже забыла. Он положил его под куст, развернулся и пошел восвояси.
И тут она почувствовала тягостную пустоту, давившую на нее сверху. Груз ее вещей, неподвижных и тяжелых, словно погрузившихся под воду. Она оказалась в городе, где знала одного-единственного человека.
– Джордж! – крикнула она.
Он обернулся.
– Может, поднимешься – посмотришь, где я живу? – сказала она, слабо улыбнулась и поманила его рукой.
И он двинулся следом за нею по лестнице, что вела к ее квартирке.
Ее каблучки чуть слышно постукивали по мраморным ступеням.
Они пили кофе на балконе. Руки и ноги у Ребекки были будто ватные. Джордж наклонился к ней и принялся растирать ей шею и плечи. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
Джордж поднялся и встал у нее за спиной. Затылком она чувствовала его дыхание – город вдруг погрузился в тишину и опустел, как никогда.
– Оставайся, – сказала она.
Руки на ее плечах замерли в неподвижности.
– На ночь?
Потом было очень жарко.
Джордж нежно провел кончиками пальцев по ее обнаженной спине.
– Как приятно! – проговорила она.
На простыни упал свет уличного фонаря.
Он придвинулся ближе. Она почувствовала, как он прижимается к ней. И покорно, будто в полусне, повернулась так, чтобы ему было удобно. Потом на несколько мгновений закрыла глаза. Он целовал ей спину с размеренной неспешностью. Стояла томительная духота, хотя ставни были открыты.
Она видела его широко раскрытые