попытался скомпенсировать заваливание самолёта, «дав» правую педаль и парировав крен ручкой управления. Но «МиГи» первых серий обладали фатальной склонностью на определённой скорости «предательски» давать обратную реакцию на действия лётчика. Вместо того чтобы выровняться, машина накренилась ещё круче. Железный зверь словно мстил напоследок за себя и за своих крылатых собратьев тому, кто за свою долгую профессиональную карьеру испытателя обуздал сотни самолётов.
Конечно, штатный пилот НИИ ВВС не мог не знать об этой роковой особенности своей машины. И одному Богу известно, почему он не сумел справиться с ней в критический момент. До самого конца Вишневецкий так и не вышел на связь с землёй. Возможно, будь посадочная скорость истребителя чуть меньше, всё могло бы кончиться иначе.
Потом товарищи погибшего ещё долго будут пытаться как-то объяснить причину трагедии. Но в итоге «МиГ» перевернулся, лёг «спиной» на взлётно-посадочную полосу и заскользил по бетону, высекая снопы искр. Стесав киль и фонарь кабины вместе с головой пилота, самолёт сошёл с полосы и уткнулся носом в капонир. Но его двигатель продолжал работать, а топливо вытекать из пробитых баков. Так что ещё почти десять минут никто из аэродромной обслуги не смел приблизиться к изуродованной машине из-за опасности взрыва…
Всех поразила реакция вернувшегося из вылета Крымова. Едва выбравшись из кабины, генерал принялся громко материть командира истребительного полка, обвиняя его в случившемся. Якобы это Зорин не обеспечил должное прикрытие группе и поэтому она попала под внезапный удар противника. Вскоре начали садиться самолёты полка. Крымов с мокрым от пота и багровым от ярости лицом набросился на устало спрыгнувшего с крыла своего «МиГа» подполковника:
– Что же ты, б… такая, сделал! Да я тебя, суку, под трибунал!!!
Генерал с размаху ударил Зорина по лицу. Подполковник пошатнулся, у него пошла носом кровь. Эта безобразная сцена происходила на глазах многочисленных свидетелей.
На следующий день действительно поступило распоряжение, чтобы Зорин немедленно сдал дела своему заместителю, а сам вылетал в Москву. Там его ожидал трибунал, разжалование и тюрьма.
После этого боя сочувствующая безвинно пострадавшему командиру аэродромная братия между собой начала именовать «нордовцев» «Группой Пух». Кто-то придумал шутку про заносчивых гостей: «Группа „Ух“ разбита в пух», намекая на то, что при первой же встрече с противником хвалёная команда асов была разгромлена в пух и прах.
Впрочем, получив болезненный урок, генерал Крымов резко переменился: перестал с пренебрежением относиться к противнику и советам фронтовиков. Он понимал, что в случае новой осечки ему вряд ли вновь удастся спихнуть вину на другого. Абакумову ведь тоже мог понадобиться кандидат на роль козла отпущения в предстоящем разговоре со Сталиным. Поэтому Федор Степанович сделал необходимые выводы из своего провала. Прежде всего лётчикам группы