справа бассейн со статуями, выскочили из машины. Первым у дверей оказался Вайн. Крыльцо в две широких низеньких ступени. Портик если когда-то и был, то теперь от него осталось лишь по паре гладких полуколонн с каждой стороны дверей. Ослепительно-белая дверь поблескивала в свете прожекторов, будто на ней еще не высохла краска. Вайн потянул кованую косицу звонка. Звон прокатился, должно быть, по всему дому – во всяком случае, его хорошо слышали медики, выходившие из машины в двадцати ярдах от крыльца. Вайн дернул еще и еще, потом застучал медным молотком. В ярком свете металлическая отделка двери сияла золотом. Они прислушались, думая о той, что звонила и звала на помощь из этого дома. Ни звука: ни стона, ни шепота. Бёрден постучал, похлопал крышкой почтового ящика. Никто не подумал ни о задней двери, ни о том, сколько здесь вообще может быть дверей. Никто не предполагал, что там может быть не заперто.
– Надо ломать, – сказал Бёрден.
Но где? Слева и справа от двери – по два широких окна. За ними виднелся как будто бы вестибюль – оранжерея с лаврами и лилиями в кадках, расставленных на крапчатом мраморном полу. Листья лилий лоснились в свете двух люстр. Из оранжереи вела арка, но что за нею, было не разглядеть.
Место, где покойно и тепло. Хорошо устроенный культурный дом, жилище богатых людей, ценителей роскоши. У стены – столик из красного дерева с позолотой. Рядом – небрежно отодвинутый высокий стул с красным бархатным сиденьем. На столике – фарфоровый кувшин, из него свисают длинные усики какого-то стелющегося растения. Бёрден спустился с крыльца и зашагал по булыжнику широкого двора, залитого будто лунным, но заметно усиленным светом – словно луна удвоилась в размерах или отразилась в каком-то огромном небесном зеркале. Позже Бёрден сказал Вексфорду, что от этого света было только хуже. Темнота была бы уместнее, он умел действовать в темноте. Бёрден направился к западному крылу – там на торцевой стене было широкое арочное окно всего лишь в футе от земли.
Из-за штор просачивалось мягкое зеленоватое свечение. Там горели лампы. Наружу шторы смотрели бледной изнанкой, но Бёрден догадывался, что с той стороны они зеленые, бархатные. Позже он не раз задумывался о том, какое чутье привело его к тому окну, заставило миновать ближние и выбрать именно это. Он интуитивно знал, что идти нужно сюда, что за этим окном – то, к чему они ехали, что должны были увидеть. Бёрден попытался заглянуть в узкую щель между шторами, откуда острием ножа выбивался яркий серебряный лучик, но не смог ничего разглядеть. Остальные молча стояли у него за спиной.
– Разбей окно, – велел он Пембертону. Готовый к такому повороту событий Пембертон аккуратно разбил стекло ударами монтировки, выбрав широкую прямоугольную секцию в центре окна, потом просунул в пролом руку, отодвинул край шторы и, нащупав внизу задвижку, повернул ее и поднял раму.
Первым в окно нырнул Бёрден, за ним Вайн. Путаясь в тяжелой портьере, отбрасывали назад плотную ткань, и бархат шуршал, а колечки тихонько позвякивали