бы стать, как ни старалась. Разве можно было не восхищаться такой матерью? Какой мужчина не желал бы служить ей?
– Альфи, ко мне! – крикнул он, потому что овчарка увязалась за терьером с летающей тарелкой в пасти. – Домой! Иди сюда. Я не буду надевать на тебя ошейник.
И пес бросился к Уэбберли, как будто и впрямь понял последнее обещание. Судя по вздымающимся бокам и вывешенному из пасти языку, Альфи отлично набегался сегодня. Уэбберли мотнул головой в сторону калитки, и собака прошествовала туда и послушно села, уставившись на карман хозяина в надежде на вознаграждение за такую благовоспитанность.
– Придется подождать, пока не вернемся домой, – сказал ему Уэбберли и вдруг задумался над своими словами.
А ведь действительно, именно так и шла его жизнь. Оборачиваясь на бесконечную череду уходящих вдаль дней, он видел, что все, имевшее значение в его жалком мирке, всегда откладывалось до тех пор, пока он не придет домой.
Линли заметил, что Хелен почти не притронулась к чаю. Однако она повернулась на кровати и следила за тем, как он терзает свой галстук, а он, в свою очередь, наблюдал за ней в зеркало.
– Значит, Малькольм Уэбберли знал эту женщину? – уточнила Хелен. – Как это тяжело для него, Томми. И прямо в годовщину свадьбы.
– Не то чтобы знал, – ответил Линли. – Она проходила как свидетель по первому делу, которое он вел, когда его назначили инспектором в Кенсингтоне.
– Тогда, выходит, это было давно. Наверное, дело произвело на него большое впечатление.
– Полагаю, что да.
Линли не хотел объяснять почему. Он вообще не хотел рассказывать ей о той далекой смерти, которую расследовал Уэбберли. История о ребенке, утонувшем в ванне, ужасна и при обычных обстоятельствах, но сейчас, когда в их жизни наступила перемена, Линли считал, что должен проявлять особую сдержанность и такт по отношению к жене, носящей под сердцем его ребенка.
«Нашего ребенка, – мысленно поправил он себя, – ребенка, с которым ничего не должно случиться». Любые разговоры о несчастье, выпавшем на долю другого ребенка, казались ему искушением судьбы. По крайней мере, так говорил себе Линли, завершая ритуал одевания.
Скрипнула кровать. Это Хелен снова переменила положение: повернулась на другой бок, подтянула колени и прижала к животу подушку.
– О господи, – простонала она.
Линли подошел к ней, сел на край кровати и погладил ее каштановые волосы.
– Ты не стала пить чай, – сказал он. – Может, сегодня тебе хочется чего-нибудь другого?
– Сегодня мне хочется, чтобы мне не было так плохо.
– А что говорит доктор?
– О, она просто кладезь мудрости: «Первые четыре месяца каждой беременности я проводила в туалете в обнимку с унитазом. Это пройдет, миссис Линли. Это всегда проходит».
– А что делать, пока не прошло?
– Наверное, думать о хорошем. Главное – не о еде.
Линли с любовью смотрел на жену, разглядывал нежный овал ее щеки и изящную ушную раковину. Правда, в лице Хелен