перед входной дверью их дома.
– Ну как, впечатляет? – спросила Конни, указывая головой на полку, уставленную почетными трофеями. – Ты и думать не могла, что твоя ма способна на такие блистательные фантазии…
Тусклые фантазии, мысленно поправила мать Рейчел.
– …на танцполе, ведь так? – Конни пристально посмотрела на дочь. – С чего ты такая кислая, Рейчел Линн? Ты хорошо закрыла магазин, а? Рейч, если ты плохо закрыла магазин и нас обнесут, я не знаю, что с тобой сделаю.
– Я все закрыла, как надо, – ответила Рейчел, – и дважды проверила.
– А тогда в чем дело? У тебя вид, будто ты лимонов наелась. И почему ты не пользуешься косметикой, которую я для тебя купила? Бог свидетель, Рейчел, ты же можешь улучшить то, с чем родилась, если приложишь к этому хоть какие-то усилия. – Подойдя к дочери, Конни в своей всегдашней манере разметала ее уложенные волосы так, что черные пряди, обычно зачесанные назад, закрыли, словно вуаль, большую часть лица. – Вот, теперь совсем другое дело, – изрекла она.
Бесполезно убеждать мать в том, что прическа, как ее ни меняй, не может придать ее облику нужного шарма; кто-кто, а Рейчел это понимала. Все двадцать лет мать делала вид, что с лицом у Рейчел все в порядке. И сейчас она, похоже, не собиралась менять своего убеждения.
– Мам…
– Конни, – поправила мать. В двадцатый день рождения Рейчел она решила, что ей не к лицу считаться матерью достаточно взрослой особы, каковой стала ее дочь. – Мы ведь смотримся почти как сестры, – пояснила она и объявила дочери, что с этого момента они будут называть друг друга Конни и Рейчел Линн.
– Конни… – снова начала Рейчел.
Конни улыбнулась и потрепала дочь по щеке.
– Вот так-то лучше, – улыбаясь, сказала она. – Нанеси на щеки немного тональной пудры. Рейчел, ведь у тебя потрясающие скулы. Женщины готовы пожертвовать чем угодно за такие скулы. Так что же ты не используешь того, чем наградил тебя Господь?
Взяв Рейчел под руку, Конни повела ее в кухню. Там, присев на корточки перед холодильником, она вынула из него банку кока-колы и прозрачный пластиковый пакет, внутри которого была широкая резиновая лента. Вынув и расправив эту резиновую ленту – пять дюймов в ширину и два фута в длину – она бросила ее плашмя на кухонный стол. Наполнив стакан кока-колой, как обычно, бросила в него два куска сахара и стала наблюдать за тем, как пузырьки воздуха, поднявшись из глубины, лопаются на поверхности. Когда сахар растаял, она поставила стакан на стол и скинула с ног туфли. Расстегнув молнию на юбке и одним движением спустив ее до ступней, переступила через нее, а затем точно так же скинула с себя и нижнюю юбку и, оставшись в трусиках и бюстгальтере, села на пол. Ей было сорок два года, но ее тело выглядело так, словно она прожила лишь половину этого срока. Она никогда не упускала случая показать себя, если была хоть какая-то надежда на комплимент – пусть даже преувеличенно льстивый, Конни это не трогало – это, похоже, придавало ей силы.
Рейчел