красно-синий пляжный мяч.
– Я не могу пошевелиться, – объявила девочка. – Я не могу пошевелить ни одним мускулом. Если я шевельнусь, мяч упадет. Папа, ты так можешь? Барбара, а вы? Вы можете удерживать равновесие?
Это был хороший вопрос. Барбара провела салфеткой по губам и встала из-за стола.
– Спасибо за приятную беседу, – сказала она Ажару и добавила, обращаясь к дочери: – Настоящие жонглеры держат предметы на носах. Я уверена, что ты освоишь это к обеду. – Затянувшись в последний раз, она ткнула окурок в пепельницу и, кивнув Ажару, вышла из зала. Базил Тревес вышел вслед за ней.
– Ааа, сержант?.. – Сейчас он словно перескочил в диккенсовскую эпоху, походя голосом и позой на Юрайю Хипа[43]; правда, руки его, как обычно, были прижаты к груди. – У меня есть минута? Давайте прямо здесь?..
Прямо здесь было помещением портье – маленькая, похожая на пещеру будочка кубической формы, втиснутая под лестницу. Тревес пролез за барьер и, согнувшись, достал что-то из ящика. Это была пачка листиков бумаги розового цвета.
– Список звонков и сообщений, – наклонившись к ее лицу, шепотом поведал он.
Барбаре подумала, что ее рьяный помощник выдохнул из себя облако, состоящее из паров джина. Взглянув на протянутую пачку листков, она поняла, что они вырваны из книги и представляют собой копии зафиксированных в отеле телефонных вызовов. На мгновение Барбара задумалась о том, как за столь короткое время ей звонило такое множество людей, тем более никому из ее лондонских знакомых не известно, что она здесь. И тут она увидела, что это были звонки в отель, но не ей, а Х. Кураши.
– Я поднялся сегодня еще до первых петухов, – прошептал Тревес. – Проштудировал книгу регистрации телефонных сообщений и выбрал все, касающиеся его. Я еще не закончил отбор его исходящих звонков. Сколько времени для этого у меня есть? А как насчет его почты? Вообще-то мы не регистрируем письма, приходящие проживающим, но если я напрягу память, то, возможно, вспомню кое-что полезное для нас.
Барбара невольно обратила внимание на то, что притяжательное местоимение он употребил во множественном числе.
– Полезным может оказаться все, – ответила Барбара. – Письма, счета, телефонные звонки, гости. Да все, что угодно.
Лицо Тревеса засияло.
– И вот что, сержант… – Он повел глазами вокруг. Рядом никого не было. Телевизор в холле передавал утренние новости Би-би-си так громко, что наверняка заглушил бы Паваротти в «Паяцах»[44], но Тревес, невзирая на это, проявлял бдительность. – За две недели до его смерти у нас был гость. Я не придал этому значения, ведь они были помолвлены… так почему бы ей?.. Хотя мне такое поведение… такая решимость с ее стороны показалась несколько необычной. Я хочу сказать, что для нее не было привычным… вести себя… ну, так открыто. Ведь в ее семье это не принято, верно? Из чего я должен заключить, что этот случай показался мне не совсем обычным.
– Мистер Тревес, вы не могли бы выражаться яснее и короче?
– Та