спросила она и вновь повернулась к зеркалу.
– Очень! – сказал Александр искренне. – Очень!..
– Вот… а вы все считаете… – не договорила.
– … что я старуха! (слышалось и без слов).
Правду ль говорят, что вся французская революция произошла от ненасытности Марии-Антуанетты? Так рушатся царства!..
Она так и стояла, как он застал ее – прижав ладонями бедра, чуть вытянув руки и несколько приподняв платье.
– Иногда знаете, кажется, что не все потеряно… а иногда…
Она улыбнулась – и протянула ему руку. Подумав – протянула обе. Он поцеловал их по очереди – как целовал руки только нравившихся ему женщин. У него чуть кружилась голова.
– Спасибо! – сказала она. – Спасибо!
Он поклонился и вышел, смущенный… точно подглядел нечаянно то, что не следовало видеть. Старушка Ларина? Два брака – и нет счастья! Боже мой – что это такое – счастье?! Наверно – самая мудреная вещь на свете! Или самая трудная…
В зале девчонки насиловали рояль, грохот ворвался в уши. Он рассердился. Не сильно…
«О, Валери! В то время я с гордостью ощущал биение своего сердца… которое умело так любить тебя!»
…книгу будет трудно возвращать – никто ж не поймет, почему – он так испещрил ее подчерками?.. «Хранили многие страницы – Заметы резкие ногтей…» С тех пор, как он стал писать «Онегина», вся его жизнь, как навоз – сделалась удобрением этому роману. Он все готов был отдать ему, отделивши от себя. Такого еще не было! То, что сперва казалось легким изыском… заигрываньем с читателем – чуть не светской болтовней с ним – становилось природой книги. Его самобытие невольно поселилось в романе. Он сам возник где-то – меж Онегиным и Ленским – пора меж волка и собаки… – и, право, не знал, что делать с собой. Всякий персонаж должен куда-то двигаться. От чего к чему? И куда идет он сам?..
«Вся жизнь моя была залогом – Свиданья нашего с тобой, – Я знаю, ты мне послан Богом…» – он знал, что оно уже написано – это письмо.
«– Я не расстаюсь с вами, мне еще столько нужно вам сказать! – Она закрыла за собой дверь, а я упал в кресла, уничтоженный этим звуком: мне показалось, что вселенная рухнула…
Насколько больше я любил бы тебя, Валери!..»[13]
* Подробное исследование пушкинских помет на экземпляре романа «Валери» Юлии Крюденер принадлежит Л. И. Вольперт[14]. Здесь использовано это прочтение. Правда, автор книги «Пушкин в роли Пушкина» считает пометы неким слитным «лирическим письмом», составленным из подчеркнутых мест и обращенным к А. П. Керн. Это кажется сомнительным. Адресат вряд ли назван верно (Это станет ясней, когда у нас здесь появится сама Анна Керн.) Весь контекст отношений с Керн лета 1825-го (начиная с заочного этапа – переписка с Родзянко) – в самом деле, отдает «игрой», «игровым поведением», о котором прекрасно говорит автор книги, что как-то не соотносится с тональностью