Очень похоже. У них, видимо, все спиртное, как скипидар. Потому что от хорошей жизни так не запляшешь.
А еще у Володьки есть друг, который служил на флоте, и он рассказывал, что они так спасались от крыс. Подвешивали на веревке булку черного хлеба и спокойно спали всю ночь, пока крысы старались до нее допрыгнуть. Иначе, он говорил, запросто могли ухо отгрызть. Или нос.
Так что этот способ мне лично показался вполне прикольным. К тому же Люся позанималась бы физкультурой. А то сидит дома почти без движения. Только на диван да с дивана.
Но профессор сказал, что я дура и что вся эта книжка ему не подходит. А я ему ответила, что дом закрывается, ключ у меня, кто обзывается – сам на себя. И книжка ему подходит самым клевым на свете образом.
Вот смотрите, ему говорю. Страница семьдесят пять. Состарившихся и больных львов прайд не защищает, а, наоборот, изгоняет. Одряхлевший лев, тощий и слабый, часто становится добычей гиен. Чувствуете, говорю – тощий и слабый? Никого не напоминает? Смотрим, что дальше. Таков бесславный конец владыки зверей.
Он уставился на меня и говорит – ну и что?
Я говорю – как что? Бесславный конец владыки зверей.
Он говорит – ерунда. Все умирают.
А я говорю – но не всех изгоняет собственный прайд. Люся ходит вам на постель, потому что она вас изгоняет. Теперь это ее территория.
Он помолчал, а потом говорит – вот уж фигушки. Дай-ка мне сюда эту книгу.
И я дала.
Мы сидели молча минут десять. Он читал про своих львов, а я сталкивала Люсю с дивана.
Потому что у нее стал вдруг очень задумчивый вид.
В конце концов он говорит – действительно, все на свете проходит. Даже жизнь льва.
Я говорю – а вы как хотели? Бесконечный праздник в джунглях?
Он говорит – львы в джунглях не живут.
Я говорю – а где они живут?
Он помолчал и потом отвечает – в зоопарке на Баррикадной.
А я говорю – ну да, только их там никогда не видно. Прячутся в своих норках. Им, наверное, неохота, чтобы на них смотрели.
Он еще помолчал, вздохнул и говорит – никому неохота.
А я думаю – ну, не знаю. Мне, например, нравится, когда на меня смотрят. Не в магазине, конечно. Где-нибудь в метро. Правда, из-за живота давно уже никто не оборачивается. Как отрезало.
Зато и на кассе не обращают внимания.
А профессор тем временем совсем загрустил. Сидит, мою книжку листает. Я думаю – ну да, все понятно. Листики, листочки, где вы, блин, те ночки. Интересно, когда он остановится? Потому что он ведь даже и не смотрел на все эти картинки, от которых я в книжном не могла оторваться. Просто перелистывал их одну за другой, как плохой Терминатор из второй части листает телефонный справочник. «Тугезу», наверное, свою вспоминал. Львиную охоту.
Я говорю – что-то вы загрустили. Принести валидол?
Он говорит – нет, не надо. Ты летку-енку танцевать умеешь?
Я говорю – а что это?
Он отвечает – танец такой. Вот так все