великолепную физическую форму.
На одном дружеском кутеже Пушкин побился об заклад, что выпьет бутылку рома и не потеряет сознания. Исполнив, однако, первую часть обязательства, он лишился чувств и движения. Присутствующие с трудом заметили, что Александр Сергеевич еле заметно сгибал и разгибал мизинец левой руки. Придя в себя, Пушкин стал доказывать, что все время помнил о закладе и что двигал мизинцем в доказательство того, что не потерял сознания. По общему решению, пари было им выиграно.
В семействе Пушкина сохранился такой анекдот о нем. Однажды на упреки семейства в излишней распущенности, невоздержанности и вызывающем поведении, которые могут иметь для него роковые последствия, Пушкин отвечал: «Без шума никто не выходил из толпы».
Друзья Пушкина в один голос утверждают, что, за исключением двух первых лет его жизни в свете, никто так не трудился над дальнейшим своим образованием, как Пушкин. Он сам несколько позднее с упреком говорил о современных ему литераторах: «Мало у нас писателей, которые бы учились, большая часть только разучиваются».
На одном из званых обедов чрезвычайно разговорчивый чиновник по фамилии Ланов заглушал всех сидящих за столом. Его пустые и хвастливые речи были вынуждены слушать из вежливости и невозможности перебить. Наконец, опьяненный вниманием оратор договорился до того, что начал доказывать необходимость употребления вина как самого лучшего средства от многих болезней.
– Особенно от горячки, – заметил Пушкин.
– Да, таки и от горячки, – возразил чиновник с важностью, – вот-с извольте-ка слушать: у меня был приятель… так вот он просто нашим винцом себя от чумы вылечил, как схватил две осьмухи, так как рукой сняло.
При этом Ланов зорко взглянул на Пушкина, как бы спрашивая: ну, что вы на это скажете? У Пушкина глаза сверкнули; удерживая смех и краснея, отвечал он:
– Быть может, но только позвольте усомниться.
– Да чего тут позволять? – возразил грубо важный Ланов, – что я говорю, так, а вот вам, почтеннейший, не след бы спорить со мною, оно как-то не приходится.
– Да почему же? – спросил Пушкин с достоинством.
– Да потому же, что между нами есть разница.
– Что же это доказывает?
– Да то, сударь, что вы еще молокосос.
– А, понимаю, – смеясь, заметил Пушкин. – Точно, есть разница: я молокосос, как вы говорите, а вы – виносос!
Чиновник от неожиданности растерялся и обескуражено замолчал, а все присутствующие весело расхохотались. Ланов просто ошалел от обиды. Дело чуть не дошло до дуэли. Позже Пушкин вдогонку отхлестал Ланова эпиграммой:
Бранись, ворчи, болван болванов,
Ты не дождешься, друг мой Ланов,
Пощечин от руки моей.
Твоя торжественная рожа
На бабье гузно так похожа,
Что только просит киселей.
В доме Никиты Всеволожского, водевилиста, переводчика, страстного театрала, основателя общества