посторонним людям. Не поймут, осудят, ещё и посмеются вдоволь над моими промахами…
Наши однокурсницы поспешили разойтись, не дожидаясь десерта. Я бы тоже ушла, но Паша всякий раз задерживал, не отпускал меня. Тех, трёх сокурсниц, Паша не торопился удерживать. У них были уважительные причины уйти. У одной – муж серьёзно болен, другая к внукам поспешила, сказку на ночь почитать. Третья на дачу собиралась поехать и торопилась успеть на электричку. За столиком в тихом кафе мы с Пашей остались вдвоём. Мне хотелось хоть на миг продлить свою юность, а Паше некуда было торопиться. Он в это время стажировался на курсах повышения квалификации и жил в общежитии. Не хотел терять категорию, и правильно поступал! Я бы тоже пока сдаваться не стала.
– Лика, о чём ты задумалась, моя хорошая? – вдруг ласково спросила Паша. Надо сказать, что я уже давно стала Ликерией Петровной, но, для друзей, я осталась, по-прежнему, Ликой. Как приятно слышать почти растаявшее в прошлом имя. Надо это просто ощутить…
– О своей жизни… – в грустной задумчивости сказала я, и отвернулась от ласкового взгляда серых глаз. Потом неожиданно продолжила: – В момент пролетела житуха, а я, будто, и не жила, а рядом стояла. Кажется, не своей жизнью жила…
– Расскажи, что тебя беспокоит сейчас? – участливо спросил он и положил свою сильную, мягкую, и такую тёплую ладонь на мою руку. Моё ощущение? Мне стало тепло и уютно тут, за столиком в кафе, будто и не пробежали мимо безжалостные годы, а так, пролетели, прозвенели над головой, и плавно опустили меня за этот столик в уютном кафе, а Пашка таким и остался, молодым, энергичным и влюблённым в меня по уши, пареньком с нашего потока…
– Не о чём рассказывать. Не интересно… – вздохнула я, но руку со стола не убрала. Побоялась спугнуть то трогательное ощущение тепла и уюта, которое так и лилось из-под Пашкиных пальцев… Двигаться не хватило смелости…
– Лика, смотри, девчонки ушли, у них семьи, у них – дел не в проворот, а мы остались только вдвоём, одинокие и не спешащие… Ты и я, как в институте. Помнишь? Ты тогда замуж собиралась и впервые мне сказала об этом. Не за меня, заметь, за другого… Тогда я тебя выслушал, и даже советы какие-то давал. Помнишь? Ты бы знала, что я тогда чувствовал! Плохо себя чувствовал, но… Отпустил тебя, отпустил…
– Помню… И, даже, иногда сожалею… – вздохнула я. Слова вырвались так неожиданно, а Пашка услышал и разобрал каждый звук! Но сдержался, даже вида не подал, что всё услышал!
– Сейчас ты о чём-то думаешь, о чём-то переживаешь. Поделись своими тревогами, я же вижу, что не всё так гладко в твоей жизни!
– Ай!.. Одни бугорки и кочки на моей дорожке, – махнула я рукой. – Рассказывать – делать себе больно, а тебе совсем не интересно выслушивать моё нытьё… И ты снова дашь мне совет, научишь, как жить? Поможешь всё начать сначала?
– Может, в чём-то и помогу… Расскажи, никто нас не услышит. Тебе же легче будет! А я – могила! Никому ничего… – настаивал Пашка и проникновенно, с участием