мужчина стал тереть о колено глаз, надеясь, что он не открывается только потому, что ему не дает это сделать запекшаяся на нем кровь, склеившая ресницы подобно хорошему клею. Его надежды оправдались. Пусть и с трудом, но сквозь узкую щелочку он все равно смог рассмотреть вдали светлое пятно окошка в виде мышиной норки, как ее рисуют в мультфильмах, и блеск бегущих от его ног рельс.
–Поздравляю, Матвей Владимирович, вас все же достали, – грустно произнес мужчина, но вместо того, чтобы биться в истерике, звать на помощь или пытаться освободиться, вдруг запел:
Снова новый начинается день,
Снова утро прожектором бьет из окна…
Недавние события взорвались в памяти яркими красками. Небольшой пустынный, слабоосвещенный сквер по пути от железнодорожной станции до автовокзала. Семь молодчиков, раскладывающих на скамейке совсем юную девчушку. Ее полыхнувшие надеждой глаза, когда она увидела Матвея. Слабая попытка вразумить насильников. А потом бой. Именно бой, а не драка, потому как в руках отморозков появилось оружие: от ножей и бит до травмата.
–Нет, Матюха, – вынырнул он из собственных воспоминаний и на всякий случай еще раз подвигал руками за спиной. Чуда не случилось, наручники были прибиты к столбу скобой. – Для тебя это не новый день, а последний. Вот уроды ненормальные. Больные отморозки. Нет, чтобы помазать лоб зеленкой и досвидос. Как же, надо что-то оригинальное придумать. Притащить в этот тоннель, столб вкопать или вбить, меня к нему приковать. О, – прислушался Матвей, – вот и поезд. Какой-нибудь магистральный локомотив 2ТЭ116, и сейчас мне в глаза будет не утро прожектором бить, а этот самый прожектор. Одно радует: трое из банды сынков богатых родителей, скорее всего, навсегда потеряют интерес к женщинам. Да и девушка, вроде спаслась. По крайней мере, перед тем, как потерять сознание, я видел мелькание ее изодранного платья очень далеко.
Зев тоннеля еще не загородила туша многотонной машины, но вот ее далекие гудки были слышны уже хорошо. Да и рельсы, как это бывает при приближении железнодорожных составов, тревожно загудели в тиши тоннеля.
–Вот сейчас и узнаем, правда ли это, что человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь, – ухмыльнулся молодой мужчина.
Но как он ни старался сосредоточиться, наблюдая за приближающейся махиной, и вспомнить хоть что-то, в голову кроме слов: «Прости, бать, прости, мам, ну не мог я пройти мимо той девчонки, которую окружила охреневшая от безнаказанности стая мажоров», ничего не лезло.
Ну а тело не допело чуть-чуть,
Ну а телу недодали любви.
Странное дело.
Вспомнив последние строки так любимого им исполнителя, старший лейтенант Хантов грустно улыбнулся.
Уже надрывался в истошном гудке тепловоз. Уже дрожали под его тушей рельсы, расшатывая в старых шпалах костыли, когда он ощутил, как его тело словно втягивает в какую-то воронку.
Он даже успел почувствовать холод стальной машины и произнести любимую фразу его младшего брата, повторяемую