Вон твои мосты, да что там говорить!?
Вот именно, сказал я себе, что там говорить. Они меня создали и хотят руководить мною до конца. Но вот наша кошка обрюхатилась. Единственный раз мы выпустили ее во двор пощипать травку, а она занялась чисто кошачьим делом.
Однако котят своих держала при себе только самое короткое время. Пока они не научились сами ходить, делать все необходимое для свободной жизни. А у людей все иначе, родители всю жизнь своих детей считают детьми и пытаются учить.
Самуил обошел меня, остановился напротив.
– У вас сильное поле, молодой человек, вы постоянно возбуждены, требуется сброс энергии. Вот вы и сбрасываете ее в творчестве. Это нормально.
Я молчу. Пусть говорит про энергию и разные другие хитромудрые штучки, мне просто интересно, куда он вырулит.
Отец кивает радостно головой. Ему кажется, Самуил Бог только потому, что на нем белый халат, большие роговые очки, увеличившие размеры и без того большой головы и делающие его еще меньше ростом. И главное Самуил – психотерапевт, лечащий знаменитости.
– Я ясно выражаюсь? – спрашивает Самуил.
Я молчу.
– Вот видите, маэстро, он молчит.
– Я слышу, – доносится слабый голос отца.
– Однако – экземплярец. Вы говорите – он прекрасно играет на фортепьяно, рано поступил в консерваторию? Давайте его послушаем, или он и здесь устроит нам молчанку?
– А тут есть пианино?
– Фортепьяно в моем кабинете. В моей профессии без музыки не обойтись.
Отец никогда не говорит «фортепьяно», а только «пианино». Наверное, потому что дома у нас старенькая «Беларусь».
А вот Самуил «фортепьяно» произносит легко, с вызовом, ему два очка зачета.
Мы идем в соседнюю комнату, в которой у окна стоит вытертое до блеска коричневое старое пианино с резными виноградными гроздьями на деке.
На крышке висит простой амбарный замок. Это так здорово – достойно картины. У меня тут же начинает звучать вполне приличная мелодия.
Самуил неторопливо открывает замок маленьким ключиком, приглашает сесть.
Сажусь, нажимаю ноту «ре». Это мой исходный звук, который настраивает меня на сочинение музыки.
Без всяких репетиций играю только что прозвучавшую внутри музыку. Это начало большой сонаты с серьезными шагами басов и совершенно журчащей мелодией в самом верхнем регистре. Медведь, вышедший из густого векового леса, слушает птичку, сидящую на колоске пшеницы, которая растет из воды в быстро текущей маленькой речке.
– Что это? – спрашивает отец, – я еще не слышал этой музыки.
Я молчу.
– Вот видите, – говорит Самуил, – он хочет сказать, что написал эту музыку только что, он демонстрирует свои возможности.
– Да, – говорю я, – только что. И на это меня натолкнул внешний вид фортепьяно – замечательно породистый инструмент, который делали скорее для интерьера, чем для игры. И висячий замок…
– Он тонко чувствует красоту, – комментирует Самуил,