насмешкой на обшарпанной и потрескавшейся стене, имевшей когда-то благородный бежевый оттенок.
– Прости, – шепчу я другу. – Прости за то, что тебя нет, а я до сих пор топчу землю.
Ладонь поднятой руки гладит холодный мрамор, а память с удивительной точностью воспроизводит Славкино лицо, походку, голос… И тот его долгий прощальный взгляд, когда он оставался в лесистой лощинке прикрывать отход основной группы.
Вздохнув, направляюсь к новому супермаркету, недавно открытому в квартале от родительской хрущевки. Знаю, что моим старикам не до разносолов: оба пробатрачили на государство всю жизнь, а нынче еле выживают на две крохотные пенсии. Минут через сорок бреду по улице домой; к походному багажу в виде висящей на плече сумки добавились три увесистых пакета.
Прибыл. До боли знакомый двор с визгом резвящейся ребятни, второй подъезд серой невзрачной пятиэтажки. Лестница со щербатыми ступенями, исчирканные молодыми поэтами и художниками стены. Четвертый этаж, простенькая деревянная дверь под коричневым дерматином. Два коротких звонка, неторопливые шаги за дверью, щелчок замка.
И удивленно-обрадованное лицо папы…
Жизнь моего отца – Аркадия Сергеевича Говоркова – так или иначе была связана с грузовым портом Нижнего. В детстве проживал на Стрелке – по соседству с проходной; отслужив на Северном флоте, устроился в портовые мастерские, потом облачился в матросскую робу. Позже стал курсантом Горьковского речного училища имени Кулибина, где изучал специальность «судовождение». А получив диплом третьего штурмана, распределился на новенький речной сухогруз. Понемногу рос, мужал, приобретал опыт и через двенадцать годков стал капитаном буксира. Надеялся поработать на той калоше годик-другой и вернуться на большие суда. Ан нет – приворожил буксир непривередливой обстоятельностью, мощью, надегой. Так и остался Аркадий Сергеевич до пенсии на маленьких силачах.
Ну а мама – Галина Ивановна – тридцать лет трудилась на берегу, в плановом отделе порта.
– Никак еще выше стал! А плечи-то, плечи! Не обхватишь!.. – довольно гудит отец.
– Глебушка… Наконец-то приехал, сынок!.. – тихо плачет и приглаживает мои вихры мама. – Скоро совсем седой станешь. Ну, чего же мы толчемся в прихожей? Идемте в залу!
Все такие же. Суетливо-гостеприимные, готовые отдать единственному сыну последнее.
В радостном возбуждении проходим в зал; потрошу пакеты, извлекаю из сумки и передаю родителям подарки. Они смущены, но довольны. Мама тайком утирает слезы…
До позднего вечера сидим за столом. Рассказываем, вспоминаем… Мы с отцом пьем холодную водочку под обильную и вкусную горячую закуску; в иное время мама почти не употребляет спиртного и всячески ограничивает отца. Но сегодня все запреты сняты. Сегодня в нашей дружной семье праздник.
Господи, как же мне с ними хорошо! Как тепло и спокойно израненной душе!..
Утром наскоро завтракаю, сую под мышку коробку с