пожала плечами.
– То есть Вы считаете в порядке вещей, что шестнадцатилетний пацан носится по городу на спортивной тачке со скоростью больше ста километров, не смотрит ни на знаки, ни на светофоры… Эта машина,― он ткнул пальцем в царапину, ― покинула салон всего три часа назад. Завтра мне шефа встречать. Что я ему скажу?
Я прекрасно понимала возмущение мужчины.
– Царапина не такая уж глубокая. Слава Богу, вмятин нет. Сколько?
Мужчина, кажется Блинов, почесал квадратный подбородок.
– Если к знакомым, штук в двести уложимся. Вот только знакомых мастеров в этом городе у меня нет.
– Сколько?
– Ма, это реально дёшево.
Я отвесила сыну звонкую оплеуху. Да я за год таких денег не заработаю с учётом того, что нужно питаться, кормить маленького шалопая и оплачивать кредиты и коммунальные услуги.
– Деньги я достану. Вот мой паспорт и водительское. Можете забрать себе в качестве залога.
Блинов внимательно пролистал паспорт.
– Понятно. Данилова Анна Игоревна. Прописка местная. Кем работаете?
– Терапевтом в участковой поликлинике.
– Понятно, бюджетник. ― Он криво усмехнулся. ― А муж есть?
– Погиб десять лет назад.
– Понятно.
– Да что Вам всё понятно?
Мужчина вернул мои документы.
– Понятно, что час от часу не легче. Где же Вы деньги возьмёте?
Я гордо вскинула подбородок.
– Найду.
Обменявшись расписками, мы погрузились в машины и разъехались. Я ненавидела авто во всех их проявлениях. Одно из них сделало меня вдовой в двадцать шесть лет, а другое только что пробило огромную брешь в семейном бюджете, который постоянно требовал всё новых вливаний. Тем не менее, я села за руль проклятого «Ferrari» и дала по газам.
– Ма! Да всё будет нормально. Я телефон дяди Паши дал. Он и не такие БЭХи на ноги ставил.
Я молчала, кусая губы, чтобы не разреветься прямо за рулём, туго соображая, где взять такую сумму. Кредит отпадал сразу. На мне уже висело три. Занять было не у кого. Все подружки работали со мной в одной поликлинике и тоже едва сводили концы с концами. Оставалась одна надежда ― найти своего блудного родителя.
Мы с отцом не общались лет двадцать, а, если быть абсолютно точными, двадцать два года. Именно тогда, в разгар девяностых он бросил нас с мамой и умчался в Америку. Первое время мы ждали, живя на широкую ногу, ни в чём себе не отказывая. Мама привыкла шить платья у лучших портних и ходить к лучшим парикмахерам. Точнее, это они, портнихи, парикмахерши и маникюрши, приходили в нашу огромную квартиру на Патриарших. Мы не питались деликатесами, но продукты в холодильнике были всегда и самого высокого качества: мясо с базара, молочко и творог из села, хлебушек из лучшей пекарни. Но деньги таяли, а папаша и не думал возвращаться. Вскоре он позвонил и сообщил, что встретил другую женщину, любовь всей своей жизни, и теперь его дом в Нью-Йорке. Мама не знала, что делать. Она