никак немыслимо для старухи.
Добравшись до проклятого утеса, я чуть не сварилась вкрутую. Место было глухое и безлюдное, Корнелия не появлялась, поэтому я с наслаждением скинула платье и ополоснулась в маленькой прохладной речке, больше похожей на ручей. В ней нельзя было плавать, только стоять по колено в воде.
Утес был прямо передо мной, он нависал мрачной громадой над радостно-зеленой долиной, веселой речкой и торжественно-прохладным хвойным лесом. Солнце светило мне в спину, я видела каждый выступ на этой неприступной крепости, из узких расщелин которой росли одинокие кривые деревца и пучки травы. Я ненавидела этот утес. Он притягивал к себе с непонятной магической силой, он манил, он призывал, источая каждым своим камнем надежду. Какую? Наверное, у каждого свою…
Корнелия явилась на час позже меня и тоже не могла оторваться от проклятого великана.
– Это здесь он сорвался, Веста?
– Да, вон у той сосны в расщелине, если верить вашему Пиньо.
– Неужели он туда долез?
– Это невозможно.
– А как же?
– Он спускался сверху.
– Зачем, боже мой?!
– Откуда я знаю, детка… пошли отсюда, не смотри на него долго, а то еще самой захочется залезть.
– Он как будто живой, этот утес!
– Идем!
Мы взяли коней под уздцы и вышли на узкую лесную тропинку, которая вела к моей старой избушке. Избушка состояла из одной только комнаты с маленькой печуркой, кроватью, столом и двумя табуретками, под потолком висели сушеные травы, в углу стопкой лежали дрова.
Я растопила печку, сходила к ручью за водой и поставила котел на огонь. Корнелия покорно лежала на кровати и грустно смотрела на меня.
– Мы с тобой вдвоем в такой глуши, – сказала она, – здесь никого не бывает?
– Никого. Можешь раздеваться.
Она разделась и снова легла. Тогда я налила из фляги в кружку свой отвар и в последний раз спросила, не передумала ли она.
Корнелия пила отраву спокойно и медленно, словно клюквенный морс. Я разрешила ей погулять полчаса, но она осталась в кровати.
– Веста, а у тебя правда не было детей?
– Правда, – кивнула я, решив полностью удовлетворить ее любопытство, – у меня не было детей, у меня не было абортов, у меня вообще не было мужчин. Женских трудностей я не знала.
– Но почему?! Разве ты не любила никого?
– Любила. Людвига-Леопольда… О, это был настоящий воин, не то, что теперь… высокий, крепкий как скала, смелый, благородный! У него были темные кудри и зеленые глаза… он погиб на этом же проклятом утесе, и я не успела узнать, что такое его объятья. Таких, как он, больше нет.
– Ты любишь только воинов, Веста?
– Я люблю настоящих мужчин. После Людвига-Леопольда мне все кажутся ничтожествами…
– Но разве можно всю жизнь прожить одной?
– У меня были приемные дети, а потом внуки.
– Но ты же понимаешь, о чем я говорю…
– Понимаю, – я усмехнулась и осторожно погладила ее по плечу, – видишь, я жива, и жизнь мне еще не опротивела,