вот эта фраза особенно привлекла мое внимание.
– «Тем, кто любит меня, я воздам; буду защищать тех, кто знает мое имя, и когда они воззовут ко мне, тотчас откликнусь».
Я смотрела на массивный золотой крест на алтаре. В нем отражались все мы: набожные и безбожники, грешники и праведники. У каждого из нас были свои причины зайти в эту церковь, сидеть и замирать в ожидании. Как это Бог умудрится ответить всем нам?
– Агнец Божий, – сказал викарий, – который взял на себя все грехи мира, помилуй нас.
Я так и не поняла толком: просим ли мы Бога найти миссис Кризи, или же просим Его простить ее за то, что бесследно исчезла.
Мы вышли во двор, залитый маслянистым блеском солнца. Оно окутывало жаром могилы, отбеливало камни и надгробные плиты, отчего имена усопших выделялись особенно четко. Я наблюдала за тем, как яркие лучи подползали по стене храма к витражу, фрагменты которого тут же вспыхнули и начали отбрасывать алые и пурпурные искры вверх, к безоблачному небу. Миссис Мортон обменялась рукопожатиями с важными прихожанками в шляпах. Я же принялась расхаживать по церковному двору, стараясь ступать аккуратно, чтобы случайно не потревожить чью-нибудь могилу.
Мне нравилось ощущение твердой почвы под ногами. Она была безопасная и надежная, точно все кости, зарытые здесь, заставили всю накопленную ими крепость и мудрость прорасти сквозь землю. Я проходила мимо всех этих Эрнестов, Мод и Мейбл, некогда чьих-то любимых, а ныне о них помнили лишь колокольчики, растущие у плит; и вот узенькая тропинка, аккуратно засыпанная гравием, привела меня на задний двор. Могилы здесь были очень-очень старые, камни покрыты лишайником почти до полной неузнаваемости, имена давным-давно всеми забытых людей смотрели на меня с надгробных плит, которые скособочились и склонялись к земле, точно пьяные.
Я уселась на клочок свежескошенной травы, за надгробным камнем, сплошь покрытым какими-то зелеными и синими завитками. Я знала, что дамы в шляпах склонны вести долгие беседы, а потому решила сплести венок из маргариток. И дошла до пятой маргаритки, когда задняя дверь в церковь отворилась и вышел викарий. Порыв ветра подхватил полы его облачения, ткань заполоскалась на ветру, как белье, развешенное на веревке для просушки. Я смотрела, как он прошел через двор, выбросил пустой пакетик от чипсов в мусорку, затем вернулся к двери, снял одну туфлю и начал выбивать ее о косяк, желая избавиться от попавших внутрь клочков сена.
Уж не знаю, разрешалось нечто подобное тут у них или нет.
– Почему исчезают люди? – спросила я его из-за надгробного камня. Выбивать туфлю он не перестал, просто помедлил и обернулся через плечо.
Я поняла: он меня не видит. И встала во весь рост.
– Почему исчезают люди? – повторила я вопрос.
Викарий надел туфлю и подошел ко мне. Он был выше, чем казался в церкви, и смотрел на меня очень серьезно. На лбу прорезались глубокие толстые морщины, словно этот человек провел всю жизнь, пытаясь разгадать какую-то важную загадку. Он не смотрел на меня, взгляд был устремлен на могилы.
– По многим причинам, –