доходов. Со временем она потеряла также небольшие колониальные владения в Индии и Вест-Индии. Даже Фарерские острова проголосовали за свою независимость. Слава богу, осталась Исландия, скажете вы. Однако тонкая ниточка монархии, объединявшая эти две страны, была разорвана персонажем, никак не попадающим в категорию освободителей: оккупация Дании войсками Гитлера в 1940 году избавила Исландию от датского владычества.
Годом раньше Дания и Германия заключили пакт о ненападении, однако датчане буквально пригласили нацистов вторгнуться. Они решили, что военные гарнизоны будут укомплектованы личным составом всего пять месяцев в году. При поддержке фермеров и землевладельцев датские нацисты прошли в парламент. Немцы резонно предполагали, что датчане вряд ли будут сопротивляться и снова подвергать себя риску бомбежек.
Действительно, в первые три года оккупации сопротивление было незначительным. Датский король и премьер-министр даже осуждали мелкие акты саботажа, которые организовывало зарождающееся подполье. В отличие от Норвегии, которая сопротивлялась нацистам мужественно и находчиво (впрочем, норвежцам очень помогали их горы и климат), Дании пришлось превратиться в сговорчивого сателлита Германии. Некоторые вообще считают, что во Второй мировой войне Дания была союзником рейха, поскольку снабжала его продовольствием и даже посылала войска на Восточный фронт и в Берлин. Черчилль называл Данию «домашней канарейкой Гитлера».
Было бы странно, если бы этот длинный и печальный список потерь и поражений не оказал влияния на датчан. Я бы даже сказал, что он сформировал их национальный характер в большей степени, чем географическое положение, лютеранская вера, наследие викингов или даже нынешняя политическая система и социально ориентированное государство. Именно утраты, понесенные Данией, помогли ей стать такой, какая она есть.
Тяжелые обстоятельства объединили датчан намного сильнее, чем остальные скандинавские нации. Рассказывая о присоединении Норвегии к Швеции, историк Т. К. Дерри пишет: «Датский король и датский народ смирились с неизбежностью потери… как с несчастьем, которое сплотило их в решимости избежать любых перемен в будущем». Территориальные уступки, различные беды и унижения заставили датчан уйти в себя и привили им не только существующий доныне страх перед изменениями, но и умение ценить то немногое, что у них осталось.
Выйдя из числа европейских сверхдержав, Дания сосредоточилась на оставшихся ресурсах. Затем последовал процесс, который можно назвать «позитивной провинциализацией». Датчане воспитали в себе оптимизм, поскольку ничего другого им не оставалось. Думаю, именно такой подход помог им построить столь процветающее общество.
Разумеется, дух нации состоит из множества факторов, и, выбирая лишь один, я сильно все упрощаю. Но замкнутость на грани изоляционизма в сочетании с национальным романтизмом определяют датский характер, который хорошо характеризует известный афоризм: Hvad udad tabes, skal indad vindes